Горячая гей библиотека

Бес в ребро (глава 4, Доживём до понедельника)

Часть 1

Жизнь налаживается. Во времена моей молодости был такой фильм - "Доживём до понедельника", там парень в сочинении написал: "Счастье - это когда тебя понимают". Эта фраза запомнилась, потому что она соответствует действительности. Жизнь невозможно провести в одиночестве, а всякое общение основано на понимании. Нет понимания - нет и общения, или оно принимает самые уродливые формы. Ну, а нет общения - нет и счастья, ведь самое страшное в жизни - одиночество.

У нас с Вадимом понимание было полным, даже если мы и цапались (чего при моём характере просто не могло не быть), всё быстро утрясалось, и мы снова были счастливы. Он любит меня, я люблю его, и нам даже не надо разговаривать, чтобы понимать и чувствовать друг друга. Больше того, и мне, и ему нравится сидеть, обнявшись, и молчать. Да, секс, да, страсть - но это буря, ураган, стихийное бедствие; а в молчании, и только в нём, рождается некое единство, когда два человека становятся одним. Здесь сливается всё: и радость обладания, и нежность, и чувство глубокой признательности - всё чистое и доброе, оживляющее человеческую душу.

Единственным, что нарушало покой, но одновременно придавало особенную пикантность нашим отношениям, было строгое соблюдение их тайны. И Влад, и я, несмотря на мою решимость идти до конца, понимали, как много мы потеряем сами и как много горя принесём своим близким в случае разоблачения. Мы старались никогда зря не рисковать, на людях держались подчеркнуто отчуждённо, но, стоило нам остаться одним, мы пили и не могли напиться из священного родника любви.

Гром, как всегда, грянул среди ясного неба. Как выяснилось позже, отцу зачем-то (сейчас и он не помнит, зачем) срочно понадобился Влад, а его, как всегда, не было дома. При современной технике найти, где находится нужная машина (особенно, если она дорогая), ничего не стоит, и папаша быстро усёк, что машина его сына стоит на дальнем озере. Наверное, дело было действительно срочное, потому что Пал Палыч послал туда своего зама. Нетрудно догадаться, с кем и в каком виде нашел Михалыч сына своего шефа, гораздо труднее описать его чувства при таком зрелище. Естественно, он не подошёл и не прервал наших утех, а вернулся к своему начальнику. Видок у него был соответствующий, и Пал Палыч учинил ему форменный допрос. Михалыч знал, что за дурные известия в древности отрубали головы, но раскололся и рассказал всё, как есть.

Без всяких предчувствий, счастливые и довольные, мы прибыли каждый к себе домой, и тут Влад сразу же был препровождён в кабинет отца. Разговаривали они больше часа, и вышли оба красные, распаренные и злые. Всё это мне потом уж Михалыч пересказал, а в тот вечер я спокойно поужинал, посидел за компьютером, повозился в огороде, и только ближе к одиннадцати появился Влад. На нём не было лица, но при этом он улыбался. Достаточно было посмотреть на его то ли растерянную, то ли виноватую улыбку, чтобы понять: случилось что-то очень неприятное.

- Говори всё и сразу, - почти приказал я.

- А говорить, собственно, и нечего: Михалыч застукал нас на озере, говорить отцу ничего не хотел, но ты не знаешь моего папашу. Он просто под пытками вытащил из него информацию, и сейчас я после бани, которую отец мне устроил.

- С легким паром, - съязвил я, - мне прикажешь бежать за границу?

Шок от услышанного был такой, что я даже не разволновался.

- Бежать никуда не надо, всё утряслось. Он хотел прямо сразу натравить на тебя своих псов-охранников, но я пообещал, что если с тобой что-то случится, жить не буду ни одного дня. Отец сначала орал так, что я думал - конец ему придёт, а он потом постепенно успокоился и потребовал подробного изложения событий от начала до конца. Я начал с того, что в однажды застал их с Михалычем в такой же ситуации, а потом увидел тебя и понял, что другого такого нет, и только в это лето, после Дня России, совратил тебя. Я совратил тебя, невинного. Рассказал, как это сделал и как ты брыкался, и то, что ты не подозревал, чей я сын. Для пущей убедительности я даже дал ему почитать твоё сочинение для Влада. Короче, всё кончилось тем, что отец не умер от инфаркта, не убил меня и завтра хочет встретиться с тобой у себя в офисе в девять утра. Ты только не волнуйся, главный удар я принял на себя, а за ночь отец и вовсе успокоится, и вы поговорите спокойно. Он выразился так: "Пошёл прочь, взрослые дела я буду решать со взрослыми людьми, Максим - серьёзный человек, и я думаю, что мы договоримся".

Спал я в эту ночь на снотворном. Утром выпил половинку сильного успокоительного (не скажу, какого, чтобы другие не злоупотребляли) и к девяти, как и просил Пал Палыч, отправился на эшафот. Уже у входа в офис стало понятно, что меня ждут: охранник не проверил, как это неукоснительно делается, документы, лифтёр не спросил номер этажа, секретарша без моих вопросов сообщила, что шеф сейчас на планёрке, но будет сию минуту, и провела меня в его личный кабинет, куда не всякого приглашали. Кабинет был не очень большим, но очень домашним - уютным и светлым, хотя и почти пустым. Под ногами лежал лохматый ковёр, широкий, цвета беж, стояли кожаный диван и орехового дерева стол, окружённый такими же бежевыми, как диван, креслами. Даже в таком состоянии я ощутил настроение кабинета. Это было ощущение спокойной радости.

Не зная, что предпринять, я прохаживался по ковру и думал: "На столе он меня драть будет или на диване? А может, на полу? Или не удостоит такой чести и просто отдаст охранникам?" - когда вошёл Пал Палыч и закрыл за собой дверь на ключ. "Значит, начнёт сам", - подумал я. Он уловил направление моего взгляда и ответил на немой вопрос:

- Михалыч входит без стука, а я не хочу, чтобы даже он присутствовал при разговоре.

"Уже интересно, он что, думает - один справится?", - опять подумал я, но промолчал, ожидая продолжения.

- Не стой столбом, садись, - показал он на кресло, а сам сел напротив.

Я, всё так же молча, сел, и Пал Палыч без предисловий взял, что называется, быка за рога.

- Вчера Влад официально заявил о ваших с ним отношениях. Ты понимаешь, что это значит? Молчи, я не собираюсь читать тебе мораль, сам такой. Знаю, что ты в курсе, просветил сыночек. Так вот, он совсем ещё молокосос, и ему нечего терять. По крайней мере, он так считает. Но вот тебе и мне терять есть что, и даже очень. Надеюсь, ты не собираешься бросать жену, детей, внуков? Да и мнение людей для тебя не последнее дело. Ты старше меня почти на 15 лет, Владу годишься в дедушки, да и мне в отцы; представь только, каково будет общественное мнение? Ведь всем и каждому даже Влад при всём своём желании не объяснит, что это он тебя совратил, а не ты его. Молчи, молчи, - снова остановил он меня, как только я попытался открыть рот.

- Представь, как ты будешь объясняться с женой и что скажешь детям, а ведь и внук у тебя уже всё понимает. Владу было столько же, когда он нас застал с Михалычем. Моя уже давно была в курсе, и то я не знал, куда деваться. Тогда я и потерял сына. Да и раньше-то он всегда тянулся к деду. Я учился, работал, делал карьеру, до семьи ли мне было? Дед с ним нянчился. Бабка умерла ещё до рождения Влада, вот они и сроднились - два никому не нужных человечка. Так и получилось, что мы, родные, были никем друг для друга. Второй родилась дочь. С ней я, наоборот, как-то сросся, но на втором году жизни она умерла. Так бывает... Да... Влад был ещё очень молод, когда дед тоже умер, а тут ещё этот случай с Михалычем... Парень остался совсем один. Меня он просто видеть не мог, мать не слушал. Жил, как волчонок. Чужой среди своих. Мы не заметили, когда он встретил тебя, но, скорее всего, он признал в тебе деда, а на фоне наших с Михалычем отношений его тяга к деду в твоём лице обрела столь уродливую форму. Но он изменился. Не сблизившись с нами, он стал заметно лучше учиться и в обычной, и в музыкальной школе, а танцевал так, что ему прочили будущность танцовщика. Да это ты и сам знаешь. Сам сидел в жюри. Да, мы радовались и этому. В одиннадцатом классе Влад заявил, что пойдёт на факультет журналистики. Мы опять ничего не поняли. Не поняли даже тогда, когда он категорически отказался ехать в Питер и заявил, что учиться будет здесь. Всё было просто: он решил пойти по твоим (деда) стопам, а от Питера отказался, чтобы не потерять тебя.

Да... в тебе действительно что-то есть. Я никогда ни с кем так не разговаривал. Ну, кроме Михалыча. С Михалычем мы знакомы с пелёнок. Я и не помню, когда мы познакомились: в яслях - вместе, в садике и школе - вместе. Собственно, первое яркое воспоминание о нём - это как мы играли пиписьками друг друга. В летнем лагере был ремонт, и нас положили на койки по двое. В тихий час, когда все спали, мы и занялись своими собственными игрушками. Так и играемся с тех пор. Перерыв был, когда мы пошли в школу и стали что-то понимать, но потом, через пару лет, как с цепи сорвались. Больше мы не разлучались: вместе в армию, вместе в институт, вместе на работу. Михалыч даже и не женился. Может, не женился бы и я, если бы не Рита. Она выбрала меня, как Влад тебя. Мать тоже всё знает, просто научилась не придавать этому значения. Узнав о Владе, она, конечно, поплакала (мы хотели бы иметь внуков), но тут же всю вину переложила на себя. Сами, мол, виноваты, ребёнок не должен расти без родителей, а теперь уж ничего не поделаешь: какие сами, такие и сани.

Всё время, пока Палыч произносил свой монолог, он упрямо смотрел куда-то под стол, говорил негромко и медленно, делая длинные паузы. Он даже не говорил, а размышлял вслух, лишь изредка вскидывая взгляд, будто проверяя, здесь ли я ещё.

страницы [1] [2]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики и молодые

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>