Горячая гей библиотека

Четыре ночи и вся жизнь (глава 5)

Часть 1

По России пошла волна выборов президентов. Юля прилетела из Японии, и коллектив кооператива "Квант" избрал её своим президентом, оказав недоверие создателю кооператива Юрию Неговицыну. Энергичная Юлия тут же перерегистрировала кооператив, назвав его "Фирмой Julia-san", и вновь улетела в Токио. В Петропавловске остался основной коллектив фирмы.

В городе Юля пробыла всего неделю. За это время отпрыски от неё не отходили. Удивительно: они не знали своей матери с самого рождения, они были от неё отлучены ещё в грудном возрасте, но как только немного подросли, то льнули к ней так, словно она была для них роднее меня с Петей и Валентиной Даниловной. Мы рвались вон из кожи, чтобы выкормить их с первого года жизни, и сыновья воспринимали нас обыденно, словно мы привычный антураж их жизни. Мама же занимала в их сознании особую, самую важную и самую почётную полочку: мама была для них всем на свете. В её тогдашний приезд сыновья называли Юлю "мамочкой", "мамулечкой", Петя даже горько плакал, когда Юля убегала, Паша тут же заходился тоже. Но потом он стал смеяться над братом:

- Чего ты плачешь, плакса? Не плачь, а то люди не поймут и подумают, что это плачу я!

Юля сама смеялась над их такой странной, непостижимой любовью и часто спрашивала:

- Откуда они меня знают?

Вот что значит природа. Дети без матери не могут.

Во мне Юля постепенно разочаровалась. Она говорила:

- Лёша, что с тобой происходит? У меня такое ощущение, что ты постепенно остаёшься на запылённом полустанке. Мы все едем вперёд, а ты остаёшься где-то там, сзади. Почему ты не принимаешь активного участия в общественной жизни? Ты за Горбачёва или за Ельцина? Ну что ты сидишь на своём рыбоконсервном заводе, господи? Там же жестяные банки! Это просто смешно.

Но я действительно оставался на полустанке. Там со мной были мой Петя, мои сыновья. Я не хотел их бросать и улетать куда-то вперёд, в светлое компьютерное будущее.

Я работал, как и прежде, но и прежде-то моя работа была в некотором роде декоративной, так как я был обязан заключать долговременные договоры с предприятием-поставщиком, а после только следить за своевременной отгрузкой продукции. Отношения между нашими предприятиями были хорошие. Договоры на следующий год мы подписывали уже в ноябре предыдущего. Так что целый год я сидел в полном смысле слова представителем. Вера Дмитриевна Кособокова и я числились членами коллектива рыбоконсервного предприятия Петропавловска, тут же мы получали зарплату. Это и был мой "запылённый полустанок". Моя нехлопотная работа помогала мне растить сыновей.

Они были очень разными, и я отличал их по походке, по интонациям, по движениям глаз, рук, по тембру голоса. Чтобы поговорить с Петей или с Пашей, мне не нужно было на них смотреть: я чувствовал разницу между ними на расстоянии. Посторонние же не могли их отличить, так как у них даже родинка на щеке была в одном и том же месте. Оба болели день в день. Заболевал один, а за ним второй. Выздоравливал один, и в тот же день становилось легче другому. Это тоже было удивительно. Вообще, двойняшки сделали мою жизнь счастливой. Но полное счастье было, конечно, в том, что рядом со мной всегда был мой Петя.

Мы бесконечно чинили дом в Синеглазке, и конца ремонту не было видно. Оба мы были городскими жителями, правда, Петя детство провёл в деревне, но уже давно забыл деревенский образ жизни. Так что мы постигали науку ремонта деревянного дома заново, читали книжки по плотницкому делу. В одно лето мы провели во двор воду, и жизнь наша стала совершенно другой, похожей на жизнь в квартире. А когда в Синеглазку провели газ, то мы подумали, что нам теперь и делать больше нечего. На самом деле деревянный дом требовал постоянного ремонта - в подвале, на чердаке. Петя с Пашей доломали крыльцо, и его починка растянулась на целый месяц. Необходимо было перекладывать печку. Потом мы решили, что лучше перенести вход в дом на другую сторону: спереди крыльцо заделать, а сзади пристроить террасу, поэтому починенное крыльцо сломали.

За все годы Валентина Даниловна ни разу не оставалась у меня ночевать - ни на заводе, в "помещении", ни в Синеглазке. Петя же фактически жил с нами, и без него вырастить и довести до школы сыновей я бы просто не смог. А когда началась школа, то забот у нас только прибавилось. Братья росли и росли, но когда они выросли, я и не заметил. Как-то я сам обратил внимание на то, что разговариваю с ними с обоими как со взрослыми.

До школы мы два раза выезжали к Юлии в Токио. Первый раз я летал с близнецами один, второй раз с нами летал Пётр. Валентина Даниловна ездила к Юле чуть ли не каждый месяц. Так что связь между нами поддерживалась постоянно.

Сыновья маму просто обожали, но с годами почему-то разом к ней охладели. Что с ними случилось, я объяснить не в состоянии. Младенческое восторженное отношение к Юле сменилось у них на абсолютно равнодушное. Чем-то она их разочаровала. Сначала мне это показалось сговором, но потом я увидел, что никакого сговора нет, а есть просто самое настоящее отторжение матери на уровне сердца. Их сердца перестали учащённо биться при появлении матери, которая всегда в их жизни возникала как бы из ниоткуда. Обо мне и о дедушке с бабушкой они знали всё: когда мы ушли, куда ушли, с кем, когда придём. О матери - ничего, кроме того, что она работает в Токио. Побывав несколько раз в огромном токийском небоскрёбе на 47-м этаже, где у Юли была и фирма, и квартира, близнецы потеряли к ней всякий интерес. Имела ли к ним интерес когда-нибудь Юля, сказать с уверенностью я тоже не могу.

Взаимоотношения матери и сыновей в течение многих лет протекали ровно, без восторженных киданий в объятия друг другу и криков "мамочка" и "мамулечка", но и без ссор. Они вели себя, как благовоспитанные отроки. При внезапном появлении Юли они стояли около неё и ждали подарков, которых было всегда много, а потом отходили от матери и занимались только подарками. Мы могли бы летать в Токио каждое лето, но близнецы сами от этого отказались. Съездили только два раза, а на третий - всё, заартачились оба, и ни в какую:

- Не поедем!

Пришлось больше не ездить к Юле, которая словно бы всего этого и не заметила: не приехали на лето - и не надо. Она воспользовалась свободным временем и уехала на два года в США, где открыла филиал своей фирмы.

***

При каждой встрече у нас с ней всё было. Не могу сказать, что я любил или сейчас люблю Юлю Овчаренко, но я никогда не отказывался быть с ней. Наоборот, вся она воплощала для меня что-то очень светлое и хорошее. Её похожесть на папу была для меня решающей. Я не делал разницы между ним и ею и не скрывал всего этого от Петра, я сто раз говорил ему, что моя близость с Юлей обусловлена тем, что она поразительно похожа на него. От неё исходит его запах, у неё его пластика, его улыбка, его всё. У меня на неё вставал, когда мы ещё только раздевались, готовясь лечь. Она всегда была у нас так недолго, а мы в Токио были тоже так мало, что я не очень хорошо изучил свою жену, но трахал я её от души. Она даже поражалась моим возросшим возможностям.

- Ты такой стал... - каждый раз говаривала она, смотря на меня смеющимися глазами.

- Какой такой?

- Ну, какой-то другой. Мне кажется, что у тебя даже член стал какой-то большой, неуклюжий.

- Надо чаще встречаться.

Мой член стал неуклюжим...

Тем не менее, когда близнецы стали ходить в школу, Юля примчалась из своего Токио и объявила мне, что она просто вынуждена расторгнуть со мной брак, так как беременна от "одного человека". Мы тут же пошли в ЗАГС и подали заявление на развод. Я не спрашивал её, что это за "один человек", так как к этому времени наши с Юлей отношения при всём их благоприятном течении при встречах и телефонных разговорах сошли, в сущности, на нет. Она жила безвылазно в Токио и в Нью-Орлеане, а я безвылазно "на запылённом полустанке" среди жестяных банок в Петропавловске. Даже для её родителей наш развод не стал неожиданностью. Наши семейные связи всё равно оборваться никак не могли. Нас соединяли близнецы.

Живя вдали от дома, Юля имела право полюбить "другого человека" - это я такого права не имел. Но никто не знал, что я и не хотел иметь такого права: у меня был человек, которого я любил и люблю, когда пишу всё это. Ни в ком другом я не нуждался и не нуждаюсь. Но, как вскоре выяснилось, Юля полюбила и вышла замуж как-то смешно: за нашего же соотечественника Юру Кима из Южно-Сахалинска, который тоже обитал в тех же краях - в Японии и в США, и тоже по делам своей компьютерной фирмы. Через несколько месяцев Юля прилетела в Петропавловск рожать и родила дочку Марину. Оставив её у меня, она поскорее вернулась в Токио, так как компьютерные технологии не ждали, когда она родит и выпестует свою дочь. Так у нас в семье появилась Марина Ким.

страницы [1] [2] [3] . . . [6]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики, Бисексуалы

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>