Горячая гей библиотека

41-й этаж под землёй (глава 3)

Часть 3

- Знаешь что... - Ромка нахмурил брови.

Некоторое время он стоял, сосредоточенно о чём-то думая, потом молча подошёл к Антону. Положив руку ему на спину и медленно надавливая на неё, он вдруг принудил Антона склониться над столом. Продолжая удерживать его в такой позе, другой рукой он расстегнул у Антона ремень и ширинку и спустил ему до колен штаны. На свету заблестели круглые и гладкие Антоновы ягодицы. Стоило парню потереться немного о милый сердцу зад, как член у Ромки вскочил в ту же секунду. Далее, поплевав на пальцы, он слегка смазал промежность друга своей слюной, нащупал Антонову дырку, а затем задвинул ему пенис по самые яйца.

Так было впервые. Не говоря ни слова, без капли эмоций Роман отымел своего друга строго по-деловому, словно дешёвую шлюшку. Но в том и заключался на данный момент пафос, Антон это понимал. Кряхтя и сопя от толчков, он даже желал, чтобы Ромка вкладывал в свои действия ещё больше сил. Сейчас это был просто трах, чтобы победить сомнения, победить отчаяние, чтобы бестолково забыться, насытиться любовью впрок, а потом вспоминать об этом как о счастливом моменте в своей жизни.

И вновь Антон ощутил удивительную схожесть манер Ромки с действиями своего тайного партнёра в бункере. Впрочем, от наслоения эмоций и предчувствий у него уже всё путалось в голове. Член напрягся и пульсировал, и он кончил от сумасшедшего натиска любовника даже раньше его.

Позже Антон думал о том, как противно жить во лжи. Нужно постоянно изворачиваться, скрывая самые обычные, казалось бы, факты своей жизни, раз они происходят настолько буднично, что ты не придаёшь им никакого значения. Но для других твои поступки могут оказаться потрясением, могут принести душевную боль или вообще оказаться смертельно опасными. То, что ты воспринимаешь как игру, для других является пороком, и потому тебя будут осуждать, если ты преступил черту определённых правил, незыблемый смысл которых закреплён в кичливом слове "мораль", протаскиваемом в жизнь фригидными дегенератами. Они и есть властители дум? Они доподлинно знают, как мне жить? "Мораль довлеет над законом, закон заставляет Президента из своих наклонностей делать тайну, смертельно опасную для других тайну, хотя он такой же, как и мы, человек. Вернее, такая же машина, - усмехнулся про себя Антон. - Но он опасен. Он запутал меня и запутал Ромку. Он не даёт нам спокойно любить друг друга, сгорая от ревности. Имея возможность вертеть нами как угодно, а может, и ещё десятком-другим парней вроде нас, он постоянно будет напоминать нам о себе, держа нас в страхе, потому что ему так выгоднее и удобнее. Ему приятно управлять нами, быть властителем чувств, властителем тех людей, которые живут не помимо его, а непосредственно при его участии. В этом он весь - наш великий управляющий, ум и совесть нашей эпохи, наш Президент".

В последнее время Роман заметно изменился. Он стал подвержен перепадам настроения, чего раньше за ним не наблюдалось. Иногда он был весёлым и вдруг резко начинал раздражаться. Иногда от него вообще невозможно было добиться ни слова. Антон видел, что с другом что-то творится, но ни о чём его не расспрашивал. Рома тоже молчал, скорее всего из-за того, что не мог ничего рассказать.

Как-то они веселились в ночном клубе на танцполе. Ромка лихо крутил телом, извиваясь и выкидывая руки в такт музыке. Он всегда хорошо танцевал, в таких местах на него многие обращали внимание. Антону это было почему-то приятно, и он частенько не упускал случая показать, что они отдыхают вдвоём. Рядом с ними дёргался какой-то детина. Танцуя, Ромка почти наверняка намеренно задел его корпусом. Оппонент никак не отреагировал. Но когда Ромка налетел на него второй раз, сильно толкнув пацана в спину, тот повернулся и схватил его за руку:

- Ты что, парень, пьян? В лоб захотел? Сейчас устрою.

Извинившись за него, Антон быстро оттащил друга в сторону:

- Ты что, ненормальный? Кончай давай.

- Да ладно. Просто достал один урод. На этого похож.

- Здесь?

- Нет, там. Где мы комиссию проходили.

Антон сразу всё понял, и Ромка увидел, что он понял. Наверное, потому, что Антон давно уже ожидал, что его приятель рано или поздно, но сорвётся. Так Ромка проговорился. Видимо, уже не мог молчать. Среди грохота музыки и беснующейся молодёжи его слова не были слышны, если голос специально не отфильтровывать. В принципе ничего существенного он не поведал, даже намёком, однако если за ними наблюдали, а Антон мог такое предположить, и он знал, что это вполне реально, то подобная оговорка могла послужить поводом для более тщательной, дотошной слежки за ними по любому направлению, и теперь им следовало быть вдвойне осторожными. Ромка сам почувствовал, что брякнул лишнее. Всю ночь после этого он был в напряге, не поддерживая никаких разговоров, а только резвясь на танцплощадке, словно заводной паренёк.

Ушли они рано, было ещё темно. На улице Ромка взял своего друга под руку, уговаривая его пойти сейчас к нему: сегодня родителей не было дома, и, обратив внимание на нерешительность Антона, добавил:

- Не бойся, я не собираюсь лезть к тебе в душу со своими откровениями.

Однако Антону самому уже хотелось узнать все подробности. Он был занят одной только мыслью: когда и как расспросить друга так, чтобы их разговор невозможно было подслушать. Они помылись под душем, полчаса позанимались сексом, а затем Ромка выключил свет и затащил Антона к себе в постель. Нежные прикосновения и любовные объятия были уже не такими страстными, они убаюкивали, но Ромка всё не давал другу успокоиться, поглаживая его член и перебирая пальцами яички. В темноте он смотрел на него в упор, ощущалось его волнительное дыхание. Затем он вдруг с усилием придвинул Антона к себе, вынудив того согнуться калачиком, накрыл обоих одеялом с головой и зашептал другу на ухо:

- Так нас никто не услышит. Хочу сказать тебе одну очень важную вещь, - и он заткнул последние щели, так что под одеялом не ощущалось ни одной струйки свежего воздуха. - Меня трахает одна важная шишка, какой-то высокий чиновник. Я хожу к нему каждую пятницу, он мне противен, но это ещё полбеды. Я терпел бы его бесконечно долго, если бы это был просто секс, но он надо мной элементарно издевается.

- Он что, садист?

- Ещё какой! Поначалу я ему просто отсасывал, и он драл меня в зад, ему этого вполне хватало. А теперь он связывает мне руки, заставляет меня вылизывать его член, после того как он помочится, бьёт тапком по лицу, прищемляет мне соски, а потом дёргает за прищепки и смотрит, как я на это реагирую.

- Ты ему сказал, что тебе это не нравится?

- Сказал, но ему похуй. Говорит, терпи, пока мне не надоест. А вчера заставил меня нагнуться, сел сзади и стукал меня по яйцам линейкой.

- Больно было?

- Да нет, он не сильно бил, скорее пугал. Но он, сука, изощрённый, всё время что-то придумывает. Я его боюсь. У меня в заднице уже половина предметов с его рабочего стола побывала, в воткнутом состоянии. Вставит в меня и смотрит на то, как это симпатично со стороны выглядит.

- Да уж. Любитель тот ещё... И давно он тебя снял?

- В тот же день, когда мы комиссию проходили. Меня к нему в самом конце отвели. Он меня там же и принимает втайне от всех. Помощник его меня через чёрный ход приводит, а потом незаметно выводит и отвозит на окраину города, так что риск с кем-то встретиться минимальный.

- Надоел он тебе?

- Не то слово. Для меня каждая пятница теперь как день тревог и испытаний. Не знаю, что мне сделать, чтобы от него отвязаться.

- Ром, я тоже не знаю. Сходу ничего не придумать. Во всяком случае, ты должен молчать.

- Сам понимаю. Но наболело уже, хотелось с тобой поделиться.

Антон погладил друга по лицу. Под одеялом стало невыносимо душно, и они раскрылись. Остаток ночи они провели в ласканиях, после чего, утомлённые, наконец, уснули, обнявшись, словно два счастливых голубка.

Утром, когда Антон вышел от Ромки, он испытал чувство необыкновенного счастья, огромное облегчение, словно избавился от непосильно тяжёлого бремени. Ромка на самом деле довёл до него приятные сведения. Исходя из его слов следовало, что с Президентом он никак не связан, и это было самое главное. Все Антоновы страхи и опасения, что их используют как конкурентов, или что его друг замешан в какой-то жестокой, неблаговидной игре, направленной против Антона, чтобы, например, проверить его надёжность, можно было отмести в сторону. "Его рассказ всё объясняет, - думал Антон. - Теперь понятно, почему я его встретил в Клубе Патриотов. Кое-кто из высших чинуш-любителей тоже успел отобрать себе парня на тех смотринах. Они там мужики хваткие, умеют пользоваться моментом".

Придя домой, он ещё долго размышлял по поводу своего последнего разговора с другом. "Однако Ромке, похоже, не повезло. Встречаться с таким ненормальным - удовольствия мало, и ничего ведь не поделаешь, жаловаться некому. Положим, в случае огласки того функционера задвинут куда подальше, где о его прошлой жизни никто ничего знать не будет. Но самого Ромку, чтобы он в дальнейшем не смог нанести ущерб репутации власти, без шума и пыли уберут. А если, не дай бог, узнают, что он мне об этом говорил, то и меня тоже".

Последняя мысль подпортила ему настроение. Ромку он жалел, но пока ещё не проникся окончательно его проблемой. Чистая, насыщенная удовольствиями их любовь была у Антона на первом месте, но отдельные моменты постепенно затмевали собой её радость. Он вспомнил, как совсем недавно увидел у Ромки синяк на заднице. А уже сегодня ночью узнал, что в тот день Ромкин "покровитель" поддавал и поддавал ему под зад ногой, не снимая ботинок.

- Это продолжалось долго, - рассказывал Роман. - Видимо, эта метаморфоза застряла у него в памяти с глубокого детства. Или он сильно неравнодушен к моей попе, настолько сильно, что сексуальная тяга к ней преобразуется у него в желание наградить её увесистым ударом. Моё красивое место становится причиной донимающей меня боли. Бывает, что это возбуждает партнёра ничуть не меньше ласк.

- Он тебя трахнул после этого?

- Конечно. Но прежде отдубасил меня так, что задница стала деревянной. Знаешь, поначалу всё равно, а потом поневоле становится обидно. Будто тебе внушают вину, которой на самом деле нет. Боль от ударов возрастает, а чувство несправедливости наседает на тебя с таким остервенением, что начинают мучить уже самые простые вопросы. Почему я? Почему этот урод? За что так нагло, безапелляционно? Когда, наконец, это кончится?

- Ты... Ты был расстроен?

Вместо ответа Ромка прижался к нему щекой, и Антон будто увидел или просто почувствовал влагу в его глазах.

страницы [1] [2] [3] [4] [5]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Молодые парни, Фантастика и мистика

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>