BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Зависимость количества попаданий от плотности огня (глава 1)Часть 2 Я вдруг чувствую, что у меня остановилось
сердце, влёгкую, - ну, оно-то мне сейчас и ни к чему, - и я, не чувствуя сердца, перестаю
дышать, - а это трудно, но ведь только так я не промажу. Всё происходит очень быстро,
настолько быстро, что я и не успеваю подумать, осознать это "быстро", - я каждый раз
после боя поражаюсь, как и насколько быстро всё это происходит, какое там, на хуй,
"замедленное кино"! Я увожу, - корпусом и прижатым к боку локтём, - ствол "калаша" влево
и немного вверх, - выпрямляюсь и раскрываюсь, сука, - но это никак по-другому, - выпрямляю
правую, прижатую к груди руку, и, не доводя даже до уровня глаз "Стечкин", жму на спуск, -
я должен первыми успокоить двоих ближних ко мне "гасконцев", сначала одного, быстро, - и
второго потом, ещё быстрее, пока. Выстрел! Но вместо ожидаемого мною одиночного, глуховатого
гавканья, "Стечкин" в моей вытянутой руке, на уровне груди, выдаёт тракторную очередь!
Предохранитель, сука! Вместо одиночного, я по запару на "автомат" его. Пистолет в моей
руке, слившись бешено мелькающим затвором в размытое пятно, дёргается у меня в руке,
потом, отчаявшись вырваться из моей хватки, складывает импульсы отдачи от очереди в один,
тягучий, и неспешно, но неудержимо уходит вправо и вверх, я зачарованно смотрю, как
сплошной, неразрывной латунной дугой из него из него идут вправо же гильзы. Но я попадаю!
Не как хотел, но попадаю, - а эти пятеро очумели совсем, как кролики перед удавом, - да
это и понятно, - ха, тоже за латунной дугой, отходами жизнедеятельности моего "Стеча".
Первые дырки на груди ближнего ко мне, - так я и хотел, - вспухают и кровью дымятся,
потом на плече. Похоже, прав Славка про хохлов, морда у этого вполне славянская, - потом
очередь идёт выше и вправо, - бедро и пах лежащего выше и правее. Бородатый какой-то,
"казаче", и я холодным каким-то, не очень контролируемым мною, в общем-то усилием
перевожу взбесившийся, дорвавшийся до ГЛАВНОГО, до того, для чего он сделан, до крови,
"Стечкин" ниже, на третьего, - тоже борода, - и у него тут же, поверх его чёрной, как
грузинская ночь беспросветной бороды, образовывается красная, с белыми осколками костей,
с лохмотьями кожи по краям, сухая пока ещё, дырина от слившихся в один двух-трёх последних
из двадцати непрерывных рыков "Стечкина". Блядь, да я слышу, кажись! - ну да, слышу, как
на грани ультразвука визжит второй хохол, которому я "Стечкиным" по низу туловища прошёл.
Четвёртый! Ожил! Я кидаю в него опустевший, ставший бесполезным пистолет, прыгаю наружу
из этой ямки-лощинки, за валуны, и промеж четвёртого и пятого гвардейцев, на лету уже,
сажаю из подствольника. Гранату я, конечно, не вижу, а вот газы из подствольника, это
прямо оставшимся двоим, в бороды. Мама! Больно как! Блядь, и бок, и пальцы, - только бы
не сломал! И локоть - отдача, сука! Первый раз так, однако, блядь, и бедро! Это как, -
это нижним ребром приклада и рукояткой что ли или это я так на камни приземлился?
Задержка, чёрт, "лягушка" же у меня граната. Три, четыре. Всё. Блядь, перевернуться не
успел, щепки какие-то на меня, камешки. Подальше откатиться, чтобы облачко газов от
взрыва сторонкой меня. Фу, вонючий он, гексоген, и в горле жжётся, сука. Так, ну
что, посмотрим. Я, шипя от боли в пальцах левой руки, - фу-ух, целые, не сломал, -
достаю из "лифчика" рожок и переменяю, наконец, в автомате пустой. Теперь, по уму
если, надо бы слева к ним, в этот импровизированный окоп-блиндаж заглянуть, - да
ладно, надоело всё. И я прямо через эти валуны, сквозь щель меж ними, смотрю, что
там. Мда, называется "когда дым рассеялся". Бля-адь, а второй-то хохол жив
ещё. Точно. Это он зря, это и нам, и ему лишние хлопоты. Цэ ж тэбе, казаче, тильки.
Нормально, ему не до оружия, но... Я перепрыгиваю за валуны, стараюсь не перемазаться, -
хотя... да по хую. Собираю в кучу подальше стволы. Четыре целых, у пятого, - блин, новый
какой-то, "Калашников", с рукояткой какой-то снизу на цевье, - м-м, ага, румынский, -
у него приклад в щепки. А это что за такое, что за диво в моём саду камней? Так-так, -
надо же, какие мы продвинутые к концу войны стали. "Заграница нам поможет", - свет
западной цивилизации, все дела, сука. - Командир! Илья! Ты живой?! Блин, молчит.
айда, что ли, Гамаев, посмотрим. Славка, разумеется. Так, порядок. Надо бы хохла
этого... Я критически рассматриваю дёргающиеся мелкой дрожью ноги моего "казаче", -
агония, похоже. Ну, тем лучше, - если сам, значит, сам. - Всё! - ору я вниз своим,
высунувшись наружу. - Хана, майне камераден, чисто тут! Славка, возьми СВД и посмотри
проход к ручью, Гамаев, с ним, за старшего! Остальные, - ко мне. Я, свесив наружу
ноги, усаживаюсь на валун, жду своих "камераден", слушаю краем уха, как хохол - да,
похоже. Ну, и хвала Будде. - Ого! Ебать-колотить. Жизнь пекова. Вот ведь!
Выпороть его мне, что ли?! Куда там. - Тебе куда было сказано пойти, поганец? -
сил орать у меня на Славку нет, и я стараюсь прошипеть, да толку от моего гадючьего
шипения. - А чо "поганец" сразу?! Ска-азано, подумаешь. Хрена там делать, у ручья,
если кто там и был, удрали уже, - раз сюда, на пальбу, не притыкали. Да и не было там.
Ил, ну чо ты, Гамаев же пошёл, он и посмотрит. Ух, ты, - как ты этому... всю башку ты
ему, командир. Очередью-то, зачем бил, "Стеч" и одиночными... - Слава, пусти. Ого,
командир, - Дед, отодвинув Славку плечом, рассматривает яму эту. - Да-а. А эти двое
точно не гвардейцы, прав ты был, Слава, УНА-УНСО, не угомонятся никак. Ладно, Илья,
что с Валидом и Артуром делать будем? Рыть, что ли? - Нет, Дед, надо их забрать
будет, придумай что-нибудь, носилки там, что ли, какие-нибудь. Мишку возьми, ещё
кого-нибудь. Так, мы возвращаемся! Тихо все! Наш участок чистый, эти хохлы, похоже,
именно те, что съебались, когда мы позавчера с шахтёрами отряд Чошвили. - Ну! -
разумеется, тут же встревает Славка. - Я же и говорил тогда! Что двое из "Чушек" на
Кодори потыкали. - Всё, Сладцев? Я могу продолжать? - я надеваю зеркальные
"Феррари", смотрю сквозь них на Славку. - Да пожалуйста, - фыркает он, изящно
дёрнув плечиком. - Спасибо. Эти трое гвардейцев, - это я не знаю, кто такие,
приблудные, наверно, сейчас они все пытаются к себе уйти. Так что, возвращаемся.
- А там что? - спокойно спрашивает Дед. - А там, что прикажут. Пошлют, что
скорее всего, нас на Кодори, я так думаю. Сейчас там горячо, туда же все недобитые
от Сухуми, впритир к границе пытаются. - Да по хую, что там "гасконцы" пытаются! -
опять Славян, вот же! - Пытаются они, скажите, пожалуйста! Там сейчас эти, орлы
наши горные из "Союза горцев" стоят, эти никого не пропустят! Достойные бойцы.
- Тебя бы вот к ним! На воспитание сдам им тебя, дождёшься. - Чечены, - хмуро
буркает подошедший Гамаев, он, как и большинство аварцев, и вообще, дагестанцев, к
чеченцам относится насторожено. - Гамаев, что там, у ручья? - Чисто. Ну, как
"чисто", - под хворостом "спальники", кострище рядом, а так, - чисто. О, Аллах! Да-а,
командир. Пятеро. А "спальников" два, почему-то. - Это хохлы. Ладно. Пачалия,
срежь у гвардейцев эмблемы "Мхедриони", Полковнику их потом. Спускаемся все к ручью,
привал два часа, и на хауз, майне герен - геноссен, я имел в виду. Игорь, Вась-Вась,
Фазиль, - в охранение. Габдрахманов, хорошо бы у этих в рюкзаках чего похавать было, -
будь другом, глянь. О, Слав! "Стечкин" мой, спасибо. Пачалия, в чём дело? - Илья,
этот живой, ебит его Львов мать! Точно, кровь толчками ещё. - Валид тоже ещё был,
когда я к нему подполз, - угрюмо отзывается Славка. Мы все молчим. У меня дёргается
щека, вот же. - Да ладно, он уже сам на приходе, - цежу я сквозь зубы. - А впрочем,
как угодно. Игорёха, Вась-Вась! Кому сидим?! Сказано, - в охранение! Фазиль! У-у,
блядь, это заебись было бы, - к чеченцам нам встать, - они бы дисциплину вам. Мы
спускаемся к ручью, Славка что-то оживлённо рассказывает что-то про то, как ему
кроссовку выхлопом из РПГ чуть не спалило, все посмеиваются. Мне чо-то, как-то... Ладно,
проехали. - Илья, погоди, я сказать должен. Мы все оборачиваемся на замыкающего,
как всегда у нас принято, Деда. Если Дед решил, что он должен сказать, мы должны его
выслушать все - это Дед, это у нас так принято. - Командир, это было... Командир,
я такого не видал, ни разу. Ни в Афгане за полгода, ни тут, за два. Командир, это
впечатлило. Вот, "Ил-2", я сказал. Все смотрят на меня, а мне как-то чо-то,
как-то мне до пизды. Но Славка. Он же совсем по-особенному смотрит сейчас и не столько
на меня, сколько на мужиков, - он же мной гордится. Блядь, комок в горле - хорошенькое
"до пизды". - Да, Дед, я услышал, м-м. Дед, спасибо. Пошли. Эх, пожрать бы.
- Семь банок тушёнки и кило два сулугуни. Неплохо живут "Мхедриони". - Это мы,
Габдрахманов, живём. Действительно, неплохо! Сыр, надо же. - Илья, а костёр запалим?
Можно? - Валяй, Слав, можно. - Командир, погоди, ещё пару слов. Мы с Дедом
останавливаемся, пропускаем мужиков, я смотрю на него, - что ещё? - Вот, Илюшка.
Держи. Ни хуя себе! - Дед... - Держи, держи. Только так Славику, знаешь, чтобы
он один съел, а то... - Да ясное дело. - ...а то он делиться сразу же начнёт со всеми,
такой он у нас, - договаривает Дед, - он ведь у нас такой, обстоятельный он у нас.
До распада страны он был капитан-лейтенант морской пехоты Черноморского Флота Олег "Дед"
Задирако. - Спасибо, Дед. Я... Да что там, - спасибо, точка. - Есть, точка,
командир, - кивает мне наш тридцатилетний Дед. - Сейчас порубаем, перекурим, и я
носилками займусь. - Чего пригорюнился? - Славка изящно опускается на одну ногу,
делает "пистолетик", потом усаживается рядышком со мной, под буком, всё-таки,
по-моему. - Илюша, а у тебя "макароны" кончились? Для "Стеча"? Не ври, не ври, -
кончились, кончились, я его когда поднял, затвор на задержке стоял. Держи, я со своего ПМ,
восемь штук, правда, только. - М-м, спасибо. Ох, ты ж! Славян! Я ж чего нашёл, блин,
засунул я его, у этих подобрал, вот. - Ого! А это чо такое? Илюш, а дай позырить, я
таких и не... Мне?! Я... Ил... Ну, всё, всё. Спасибо, Илюша. Не, я так, я не шмыгаю. А как
читается, Илюш, Гл... Глоцк что ли? Глок. "Glock-17". Хм, здоровый, как твой "Стеч"
почти, а лёгкий. Как это, пластик? А-а, рамка, - понятно. Ил, это американский что ли?
Ого, австрийский. А, вижу: Остеррейх, - это Австрия, да? Клёво! Чинная игрушка. Хм,
чо, - так и называют, "пистолет XXI-го века"? Интересно, откуда "гасконцы" его надыбали.
Думаешь? Да уж, "друзья", козлы их нюхали и свиньи облизали, - я бы на месте Запада,
этого самого. Ну да, каждый на своём месте. А чо за патрон? Ну, этого сейчас и у нас
полно, - если когда полно. А сколько сюда "маслят" надо? Так. Семнадцать? А в АПС
твоём всё же двадцать. Ну, да, автомат. Не хуёво. Я тогда
ПМ свой на ножик у Фазиля сменяю, - можно, Илюш? - на "хузбач" его. Да ну, мне
нравится, национальная штучка. А куда он денется? Я же ему свой бинокль тогда не
зажал, когда ты мне новый. Эх, скорей бы на базу, я так хочу... ну-у, ты понимаешь. Да
я не краснею, иди ты! Ладно, тише. Во-от, неделю же мы с тобой, не это самое. Да.
Это точно. Погодь, командир, а где тут предохранитель? Ого! Класс. Умеют, что тут
скажешь, придумали, - на спуске, скажите, пожалуйста. Ну-у, может, ты и прав, в бою
он и не особо нужен. А-а, вот чего ты очередью. Тетеря. Ой! Ил, гад! Ну, пиздец. Ладно,
ладно, - тихо. Не буду я с тобой больше целоваться. Так я решил. Сейчас. Хм. Да? Ладно,
буду. А ЭТО обязательно даже буду, - ёлки, Илюшка, я прямо щас готов, хочу. Ну, всё,
всё. Смущается он, - скажите, пожалуйста! - "Ил-2" наш смущается. Как же я люблю
поганца! Непереносимо, до физической боли, до ломоты в висках. Славка "Сладкоежка"
Сладцев. Никто не решится его назвать "Сладкоежкой" вне боя, - он и за меньшее убить
может, был однажды прецедент, все запомнили, - такой он у нас, Славка, а я, - я
называю, наедине. Совсем когда наедине. Я, улыбнувшись, протягиваю ему плитку шоколада.
страницы [1] [2] [3]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Мужики и молодые, Военные
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|