Горячая гей библиотека

Зависимость количества попаданий от плотности огня (глава 1)

Часть 3 (последняя)

- Слав, тут такое мнение у нас с Дедом возникло, - отметить твою призовую стрельбу из РПГ. Вот. Как результат, - прими скромные знаки признательности от твоего непосредственного командования. Моего, в смысле.

- Ха. Ты даёшь, Ил, "знаки". Надо же - шоколадка. А где взяли, неужто у этих? Надо же, "Бабаевский" какой-то. Хорошо живут "гасконцы".

- Да ты что, Славка, - это Дед. Деда, что ли, не знаешь, - стал бы он. Он же Военно-морская школа. Выменял, наверно, где-нибудь или... Для такого случая. Ты что?

- Да нет, я так. Ты не думай, я не плачу, так просто. Люблю я тебя, Ил, даже не знаю как! И всех, конечно, и Деда, - но ты... Ну, всё, всё. Э-хе-хе. "Бабаевский", держи половинку.

- Вячеслав! Ты что, со мной первый день что ли? Знаешь ведь, что я сладкое не терплю, - вполне безразличным тоном говорю я, стараясь не сглотнуть, вполне безразлично отвожу глаза (полный ведь рот слюны, сука).

- Да? Ладно. Не, Илюш, знаешь чо, я тогда Фазилю половинку отнесу, - можно? - ну, как премия будет, а то он, и правда, зажмётся ножик менять.

- Пошли вместе, - говорю я, стараясь ни даженьки не улыбнуться, не дайте, все наши Боги, мне щас улыбнуться! - Мне их снять пора, уходим скоро, пусть перекусят, чем осталось, а там, может быть, я и помогу тебе его уговорить.

- Да ну, командир, чего там.

Славка вдруг отчаянно смущается своего ребяческого, в общем-то, желания выменять у Фазиля его легендарный ножик, - хоть и собрался Славка меняться на очень даже серьёзную вещь, на свой "Макаров", - но ведь, как ни крути, - ребячество это. Боги, все наши Боги, как я люблю этого пацана.

- Пошли, Славян, пора их с охранения снимать, и уходить будем.

Я встаю, сейчас я уже для Славки не любимый его Илюшка, с которым можно всё, что угодно, - ВСЁ! - и о чём угодно, - обо всём, - сейчас я командир отряда, в котором он воюет, а он сейчас Вячеслав "Сладкоежка" Сладцев, снайпер нашего отряда, - и командую нашим отрядом я, Илья "Ил-2" Ласочев, а он ещё и мой, типа, ординарец, но, главное, он снайпер, - ну, пускай и с дурацким позывным, - но пусть вне боя рискнёт кто-нибудь его так... И Славка тут же вскакивает, - пошли, так пошли, сразу бы так и сказал, командир. Я, свистнув, показываю жестами Деду, что мы со Славкой пошли снимать наше охранение, Дед кивает, встаёт, идёт по направлению к нашему месту, сейчас он будет здесь, - порядок, Военно-морская школа.

Мы идём след в след, Славка впереди, разумеется. Я ведь так и не привык ни к этим горам, ни к этому лесу, - да, я по жизни горожанин, и хоть рядом с моим, таким странным Городом и есть горы, - но то совсем другие Горы. И очень даже хорошо, что я горожанин, это и в Сухуми было кстати и до того, в Гагре когда мы... А Славка, - он тут, в этих горах стал взрослым, он в свои года про другие горы не очень-то и понимает. И про мирные города, большие и не очень.

Мой, далёкий такой, странный до миража, сразу на двух континентах стоящий, мастеровой, стальной город, построенный железными людьми, собравшимися для этого со всей огромной и бывшей тогда единой страны, у подножия самого большого в Мире куска железа, на месте старой пограничной казачьей крепости, чёрные вороны которой, живущие триста лет, помнят Пугачёва.

Какой там, у меня, ветер. Особый, горький и свежий, из степи приходящий, со стороны изначальной родины Ариев, приходящий из самого Аркаима, ласкающий в нём могилы, в которых похоронены головы родителей и соплеменников Заратустры, после прокатывающийся над Уралом, бьющийся в Южные отроги спокойных, таких непохожих на здешние, моих гор. Самых богатых в Мире. Рассыпавших свои агаты, малахиты и изумруды далеко в степь на Восток. Запах полыни, все запахи этой степи, пепельными волнами ковыля ткнувшейся с разбегу в подошву самых старых в нашем Мире гор.

Скоро всё закончится, и мы со Славкой поедем ко мне в Магнитку. Так мы решили. Давно уже, целую вечность назад мы со Славкой так решили - полтора года назад. Как только у нас всё началось: наша Любовь, наша верность, наша жизнь, которая навсегда, - когда началась наша новая жизнь, тогда мы так и решили, - жить будем в странном моём городе, - надо же, Илья, агаты прямо на школьном дворе! Когда это всё, война эта, которую я выбрал для себя сам, война, которую Славка со своей погибшей мамой не выбирал, не ждал и не хотел, - когда она закончится, эта священная для нас война, сделавшая нас со Славкой мужчинами, - когда эта проклятущая, принёсшая мне счастье война закончится, - тогда мы со Славкой уедем ко мне, в Магнитку.

Я смотрю в Славкин стриженый, выгоревший за лето почти добела - а так-то золотистый - затылок и меня топит нежность. На грани выносимости нежность: больно и сладко. Хм, "Сладкоежка". Интересно всё-таки, какие у него станут волосы, когда отрастут? Волнистые, прямые, кудрявые? Сам-то он не помнит: почти всю жизнь (да всю свою юную взрослую жизнь!) он живёт так - коротко стриженным легионером маленькой страны, испокон времён называемой жителями "Страной души", занявшей совсем немного места в горах на берегу Чёрного моря.

Блин, помыться бы ему надо - всем нам надо помыться - ручей. Одно название. Вот у нас на Урале... Озёра... Ильмень. Ха, как я Славку первый раз купал, когда отбил его у этого выблядка, у Томаза, гори он во всех преисподних. Горит, наверно, я же его... Как тогда удачно вышло, как он на нас напоролся. Славка, завшивевший, забитый людьми Томаза, затраханный самим Томазом. Блядь, ненависть - это сильное чувство. Ну, Любовь посильней, всё же. Моя, Славкина...

Война. А что - война?! Можно, разве, на войне стать таким, каким был этот Томаз? Другие же такими не стали. "Сладкоежка" мой вообще самым лучшим становится, - и какое счастье, что со мной, у меня на глазах, на моей груди. Да, жаль, не часто у нас это с ним - война. Скоро всё закончится - тогда и... Уедем, учиться Славке надо, мне университет заканчивать надо - много чего нам со Славкой надо и это всё у нас будет! Мы же так решили. И навсегда. Это тоже так мы решили со Славкой. На всю жизнь и дальше - смерти ведь для нас нет вовсе, - это мы со Славкой знаем, в этом я сегодня в очередной раз убедился с автоматом, зажатым левым локтём, со "Стечем" в правой. Нет, смерть - это не для нас.

Славка забирает по этой, непонятно каким зверьём оставленной тропке, - кабаны? - левее, там, на спуске в распадок, которым мы сюда пришли, должен быть Фазиль с мужиками. Славка показывает мне отметку выше по склону, там мы шли, я ему улыбаюсь, он снова идёт вперёд. Это последняя в жизни моя улыбка, которую видел Славка. Это был последний наш взгляд, которым мы с ним в жизни обменялись, - много было всяких взглядов, и даже сорились когда, - злых даже иногда, - но это всё были взгляды. А этот стал ПОСЛЕДНИМ.

Сейчас Славка, рассеяно думающий об этой своей, ребяческой мене "пестик на ножик", заденет растяжку, неизвестно кем и неизвестно когда поставленную тут, на этой, непонятно кем проложенной тропке, - козы? - и граната на конце растяжки, проволока, задетая подпаленной Славкиной кроссовкой, выдернет у гранаты чеку, и граната через положенное ей Богом Изобретателем время взорвётся. Славке достанет этого времени, секунд этих, чтобы вернуться из своих юношеских мечтаний об этом дурацком, - таком красивом, серебром и рогом тура отделанном ножике, - вернуться сюда, ко мне, в эти проклятые горы.

И он успеет меня оттолкнуть, - эх, Сладкоежка, учили мы тебя, учили, уж если задел чего, по запару, ногой, - всё! - вались сейчас же! Падай. А упаду я, упаду от Славкиного толчка, - последнего в жизни нашего прикосновения, - а он левым боком примет всю группу осколков, идущую в наш сектор. Почти всю. Мне достанется совсем ничего: в грудь, и в бедро - пустяки, и после худшего выживают.

Славян... зачем?.. что же ты, мы же вместе... Славка, мы должны вместе, понимаешь, мы же... Славка Сладкоежка, родной...

страницы [1] [2] [3]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики и молодые, Военные

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>