BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Что-то с памятью моей стало...Рейтинг: 3.52 (155), Автор: Ламес Часть 1 Когда я сейчас мысленно возвращаюсь во времена моей юности, память странным
образом обманывает меня. Она окрашивает всё совершенно другими, не чёрными, а скорей -
ослепительными красками. Какое-то время я пытался ей сопротивляться, пока не понял, что
всё это тщетно. Сейчас у меня эти воспоминания вызывают не слёзы, а непреодолимое желание
отмотать пленку назад... Когда моя мать в третий раз вышла замуж, мне было уже немало
лет. Я плавал, немного рисовал, занимался боксом, читал книги не по возрасту, прекрасно
умел думать и выражать свои мысли. Словом, я был развитым юношей. Нас с сестрой
воспитывала мать и два предыдущих отчима, отец от нас ушёл очень давно. Сказать, что я
рос в атмосфере любви, наверное, нельзя. Матери всегда было больше дела до своих мужей,
чем до нас. Но если я скажу, что мы всецело были предоставлены сами себе, это тоже будет
неправда. Семейная обстановка была как раз оптимальной для меня, комфортной. И тут
появился он. Тридцати трёх лет, на четыре года моложе матери, брюнет с голубыми глазами,
бровями вразлёт и прекрасной фигурой. Бывший военный, который демобилизовался по каким-то
тёмным причинам. Его взгляд завораживал, леденил душу, пугал меня, мужчина всегда смотрел
на меня с какой-то насмешкой и скрытой угрозой. Разговаривал он, правда, как распоследний
гопник, то и дело цвыркая сквозь зубы слюной. Умел красиво материться. С самого начала
он принимал активное участие в моём воспитании: вызывал меня в комнату родителей, сам
разваливался в кресле, а я стоял перед ним и слушал. Он орал на меня, как прапор на плацу,
фразы были резкими и короткими, иногда для пущего страху он при этом звонко хлопал
мухобойкой по столу. Звучало это примерно так: "Ты, млеееть, будешь у меня!", "Я сссделаю
из тебя мужжжика!" И несмотря на то, что я в любой момент мог пожаловаться на него деду
с бабкой или маминому брату, и они решительно положили бы всему этому конец, я так
не сделал. Моя неокрепшая душа, подобно кобре, которая тянется за дудкой факира, не могла
противиться этому человеку. Было в нём что-то шокирующее, охватывающее спину морозом и
в то же время чрезвычайно притягательное. До сих пор я не могу одним словом охарактеризовать
это чувство. После того как я впервые увидел его голым, а было это на речке, где он
выжимал плавки после купания, сверкая безупречно крепкой и упругой задницей, я постепенно
начал забывать о том, что когда-то обращал внимание на девушек. Я дрочил до изнеможения,
представляя его голого в кустах у реки. Я стал подглядывать за ним в душе, старался
находиться рядом, когда он переодевался. Он и не стеснялся меня, а может, даже бравировал
своим телом, расхаживая по дому в дорогих чёрных или белых плавках. Его тело было
удивительно молодым - упругая персиковая кожа, волоски на бёдрах совсем будто свежие,
неистёртые, красивая дорожка от пупка к линии плавок вместо мужицкой косматой поросли.
Пенис в плавках всегда лежал головкой вверх, а снизу тяжелой гроздью свисали яйца, и когда
отчим разваливался в кресле и широко раскидывал ноги, было просто невозможно оторвать глаз
от его бугорка. Мои фантазии со временем становились всё чётче и развратнее, я нагло и
безудержно представлял себя кувыркающимся с ним в постели. Он словно не замечал моих
затуманенных желанием глаз, моей похоти, которая маслом разливалась по лицу и, думается
мне сейчас, выдавала меня с головой. Я его ненавидел и страстно желал - со всей пылкостью
юного влюблённого! Вскоре он первый раз серьёзно меня унизил. Ведомый идеей сделать
из меня настоящего мужика, он начал поднимать меня в 6 утра, для того чтобы делать вместе
с ним зарядку. Так он воспитывал мою волю. Я считал это совершенно лишним, так как ходил
на бокс и плавание, но он не считался с этим. В трусах и майке я выходил в коридор и
поднимал там гантели, приседал, отжимался от пола под его цепким и насмешливым взглядом.
Мне было дискомфортно, обидно, я злился на него, ненавидел отчима, но какое-то странное
тепло само собой разливалось в это время по моему телу. Явной эрекции в эти моменты у меня
не было, поэтому ничто не выдавало меня ни ему, ни мне самому. На третье или четвёртое
утро у бывшего военного возникла идея научить меня - постепенно, конечно - садиться
на шпагат. Я старательного растопыривал ноги, он слегка давил сверху мне на плечи, и тут
раздался предательский треск ткани - мои старенькие тесноватые семейки не пускали меня
дальше. Отчим презрительно хмыкнул и сказал: - Снимай! Я ужасно смутился и так и
стоял раскорякой, не двигаясь, боясь даже дыхнуть. Он раздражённо добавил: - Они же
тебе мешают, млееать, снимай! У меня не было сил даже на то, чтобы пошевелиться. Я
не представлял себе, как буду стоять перед ним с голой жопой и выполнять различные команды.
Наверное, из моей груди вырвалось что-то, похожее на тихий вздох или всхлип, и мужчина,
услышав это, заорал в своей солдафонской манере: - Ты мужик, блеееа, или кто?!! Я
рывком стянул трусы в самый низ и вышагнул из них, заслужив одобрительный кивок отчима.
А дальше он опять давил мне на плечи, я силился раздвинуть ноги как можно шире, он сопел
и кивал удовлетворённо, а я что было сил задирал голову вверх, чтобы не заплакать. Я
ни за что не хотел, чтоб отчим увидел мои слёзы. В любой момент из комнаты могла выйти
мать и тоже увидеть мой позор. Этого я не хотел ещё больше - наверное, больше всего
на свете. Но очень скоро ей представился такой случай. Я помню, что мы с отчимом вдвоём
поехали в деревню к моим деду и бабке. Они его недолюбливали, а он, как мог, лебезил
перед ними, показывал, какой он отличный хозяин, работал сам и командовал мной. А мне
в тот день, как назло, работать совсем не хотелось. Я упрямо отлынивал от дела, отнекивался,
спорил с ним, пререкался, как будто на какое-то время потерял свой животный страх перед ним.
Он очень злился, сопел, сверкал на меня глазами, но я как будто с цепи сорвался. К тому же
я знал, что в присутствии деда и бабки мне ничто не угрожает. Но вот мы встретились
с ним далеко за калиткой, возле овражка, откуда я возвращался с пустым ведром, а он тащил
туда повозку с прошлогодними листьями. Он подошёл ко мне, низко наклонился, дыхнул табаком
и лёгким перегаром и очень тихо и зловеще проговорил: - Дома будет учёба. Слово
"учёба" я от него слышал уже несколько раз, и, конечно, догадывался о том, что оно значит,
но всерьёз эту угрозу не воспринимал. Почему учёба? Не наказание, не внушение, не порка,
наконец, а учёба? Короткое твёрдое слово... Я вполне справедливо считал себя слишком
взрослым для такого наказания, наивно полагал, что со мной это уже не случится, так как
время упущено. Но в этот момент я ему поверил. Сразу. И всю дорогу домой - восемь
километров пешком - меня одолевал великий страх. Я пытался представить то, как это
произойдёт, и тут же гнал от себя эти мысли, надеясь на чудо. Исходя из своего небогатого
житейского опыта (рассказов одноклассников, какой-то литературы) я мысленно видел себя
бегающим по квартире, а отчима - гоняющимся за мной с ремнём. Ничего страшнее и
унизительнее я придумать не осмеливался. Только мы зашли в дом, как дядя Игорь ринулся
в спальню к матери, громко хлопнув за собой дверью. Я зашёл в свою комнату и стал ждать.
Я улавливал его короткие резкие вскрики и даже слышал вздохи матери. Это продолжалось никак
не более пяти минут. Потом дверь их комнаты резко распахнулась, и я услышал зов:
- Андрей! Борясь с внезапно начавшейся дрожью в коленках, я побрёл в другую комнату.
Отчим с матерью сидели в креслах возле журнального столика. Мужчина откровенно буравил
меня взглядом, сулящим скорую месть, а мать смотрела на меня с каким-то вызовом,
неодобрением и плохо скрываемой жалостью. Началась обычная часовая нотация, во время
которой меня приучили стоять смирно, не елозить руками, конечно же, не садиться и - не дай
боже! - не зевать. Отчим изрыгал сплошные восклицательные знаки вперемешку с коротким и
резким матом. Мать иногда пыталась вставить в этот поток своё слово, но успевала сказать
обычно не более чем "Ну сынок!", как отчим прерывал её и продолжал рявкать. От меня
требовалось в этой ситуации, в основном, молчать, иногда говорить "да", "нет" или "я
понял, я буду...", а в паузах извиняться. Делал я это лениво, нехотя, автоматически,
никакого искреннего раскаяния не было в моих глазах, потому что и каяться-то, по большому
счёту, мне было особенно не в чем, а отчима это ещё больше распаляло. Постепенно его
злостью прониклась и мать, и теперь я хорошо понимаю, зачем ему это было нужно: он
планировал наказывать меня часто и хотел эту процедуру полностью легитимизировать - всё же
отчим не отец, не дай бог что... Сейчас я догадываюсь, какие именно силы, недобрые и
порочные, им руководили. Он попросту хотел насладиться моим унижением, моим полным
уничижением в его глазах. Он хотел растоптать мою волю, сломать её, так как всегда знал,
чувствовал, что она гнётся перед ним, но не ломается. Я почти реально видел чёрных и
красных демонов, разбрызгивающихся из его глаз, и вполне осознавал, что сбежать мне
от них не удастся.
страницы [1] [2]
Этот гей рассказ находится в категориях: Мужики и молодые, Садомазо, Унижение и подчинение
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|