BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Моцарт в кирзовых сапогах (глава 1)Нас, трёх новобранцев, привезли из карантина в дивизион, в котором предстояло продолжить
службу. За железными воротами, раскалёнными летним солнцепёком, виднелась двухэтажная
казарма - человек на шестьдесят. Она, хоть и стояла на возвышении, со всех сторон была
окружена лесом. Сонный караульный с равнодушной неторопливостью открывал ворота,
за которыми стояли ещё двое рядовых. - Салаг привёз? - уточнил он у шофёра, окидывая
нас почти презрительным взглядом. - Хрен их знает. Один артист - точно: всю дорогу
насвистывал, - неулыбчиво ответил водитель. - Выгружайся, - приказал караульный. -
Стройсь... Посмотрим, что за артисты... Мы не знали, обязаны ли подчиняться
караульному, поэтому встали в маленькую шеренгу. Машина проследовала в глубь территории,
обдав нас вонючим дымом, а новоявленный командир уже внимательнее посмотрел на нас.
- Ты, что ли, свистел? - ткнул он вдруг в меня пальцем. - Ну, я... - "Ну, я -
ни хуя..." - сурово оборвал караульный. - Отвечать следует: "Так точно!". - Так точно! -
ответил я по-гусарски молодцевато. Караульный удивился такой быстрой метаморфозе во мне
и почти доброжелательно приказал: - Посвисти. Я не стеснялся ничуть, не сомневаясь
в своём умении, но на всякий случай оглянулся на попутчиков - дескать, как правильно ли
меня поймут? - Давай, шуруй. Я засвистел. - Неплохо, - оценил караульный. -
Что за хуйня? - Моцарт. "Маленькая ночная серенада". Первая часть... - Моцарт?!
Серенада? Ебаться в рот! До чего докатилась армия! - и вдруг караульный посочувствовал
нам: - Да, повезло вам, парни: попали вы в самый хуёвый дивизион... Я про себя
хмыкнул, потому что информацию о дивизионе можно было понять буквально: я уже успел
мельком заметить, что впереди у караульного под брюками неплохо топорщился член. Да и
у двух других парней тоже. Самое удивительное впечатление меня ждало, когда мы стали
устраиваться в казарме: почти у всех парней вполне заметно выпирали их мужские достоинства.
Это наблюдение меня позабавило и только. Да и не до того было в тот момент. И всё же
я невольно отметил про себя, что попал в царство мужской плоти: летний зной заставил
солдат, свободных от прямых обязанностей, обнажиться по пояс. По тому, как загорели их
молодые тела, можно было догадаться, кто какой год служит: "старики" или "деды" ровным
густым загаром могли сойти за мулатов; отслужившие полсрока отличались частичным загаром:
скорее всего, они расхаживали под солнцем в майках, ну, а "салаги" (коим предстояло
отслужить два года)... У салаг на руки словно были натянуты коричневые перчатки, а лицо и
шея отливали почти негритянским глянцем. Жизнь дивизиона текла обыденно и даже монотонно.
Вся казарма пребывала в летаргическом ремонте. Некоторые спальни были девственно пусты,
и там воняло краской - стенной и кровавой мастикой, которой натёрли паркет (парке-ет
в казарме!). Ремонт протекал ни шатко, ни валко, "от забора и до обеда". "Пионерлагерь, -
подумалось почему-то мне. - Ага, а я - пионервожатый". Эта мысль пришла мне в голову
потому, что из салаг, да и всего рядового состава я был, пожалуй, самый старший - мне
недавно исполнилось 25, и я был тёртый калач. Да и призвали меня на службу всего на год.
Высшее образование, наличие которого заставило поначалу насторожиться и командиров, и моих
сослуживцев, через некоторое время перестало быть препятствием в их общении со мной,
особенно после того, как я разразился девятиэтажным матом, споткнувшись и больно ударившись.
Это случилось однажды вечером, когда мы спускались в тёмное и прохладное овощехранилище -
нас, новобранцев, послали чистить картошку. Мат вырвался у меня витиеватый, с неведомым
для солдатского слуха словечком "архипиздрит". - Моцарт наш матерится похлеще Стрижа! -
разнёс потом по дивизиону сопровождавший нас ефрейтор. "Моцартом" меня прозвали сразу
после того, как я заразил своим свистом полказармы. "Маленькая ночная серенада"
привязалась к парням, вытеснив на некоторое время песни Юрия Антонова. Я не ограничился
одним Амадеем и продемонстрировал своим благодарным слушателям несколько других
композиторов - опять-таки в виде художественного свиста. Марш Тореодора из "Кармен",
Чайковского и его танец маленьких лебедей некоторые угадали сходу, а вот о Бетховене
они мало чего знали, я уж не говорю о Вивальди, упоминание фамилии которого вызвало взрыв
здорового солдатского гогота. Они сразу переделали фамилию рыжего венецианца на русский
матерщинный манер. Но мне они прилепили кличку "Моцарт". Тогда, когда я в овощехранилище
выматерился, ефрейтор сразу зауважал меня. Когда мы огляделись в картофельном подвале,
он объявил: - Ну, салаги, вы тут дрочИтесь! Чтоб через час начистили два бака...
Моцарт, остаёшься за главного. Дирижёром. Ефрейтор, довольный шуткой, удалился.
- Я шо-то не понял - картошку нам чистить или дрочить? - баском откликнулся Микола -
чернявый хлопчик с Украины. Я напустил на себя строгий вид - ведь оставили за главного,
но всё-таки шутливо ответил: - Дрочить будем после, как картошку начистим. Если силы
останутся. - Да чё тут? Делов-то - на полчаса. Нас было пятеро - чистильщиков.
Мы молча углубились в работу. Минут через двадцать все поняли, что картофельная горка
не уменьшается. Руки уже не так проворно обдирали ножами жёлтые картофелины. Украинец
чертыхнулся: - Уже темнеть начинает. Где тут свет зажигается? Мы никак не могли
сообразить - где выключатель. Тут в подвал быстренько спустился ефрейтор, ткнул
пальцем в троих: - Ты, ты и... ты, - он словно выбирал между Миколой и другим парнишкой,
но выбрал другого. - Быстро - цемент разгружать! Машина пришла... А вы - ебитесь! - Э,
товарищ ефрейтор, где тут свет зажигается? Ефрейтор свысока лестницы и положения
посмотрел на меня и сказал: - Бестолковка не работает? Щас будет... Шустро, - приказал
он салагам. Вся команда скрылась в проёме двери, но свет так и не зажёгся... Мой
напарник нехотя чистил картошку. - Хорошо, хоть цемент не послал разгружать, - вдруг
произнёс Микола. - Странная служба: думал, с автоматом будут гонять, ракетами нарушителей
пространства сбивать, а тут - картошка, цемент, ремонт в казарме... Федюня, а увольнительные
дают в город? - Какой город, Мыкола? До Ленинграда по прямой - 50 км. До соседней
деревни - километров пять. - А шо! Я бы и десять прошагал, чтобы за титьку подержаться...
А тебе не охота? - Мне всегда охота. - И сейчас? - И сейчас. - Шо-то я
не замечаю. Вот у меня враз встаёт. Во... Микола вдруг поднялся во весь рост. "Ого!" -
подумал я. Под хэбэшными штанами у него проступала внушительных размеров колбаса. - Это
ты картофелину подложил, - подковырнул я. - Та ни, то ж настоящая хуина! - Та
нэ бреши, - подыграл я миколиной мове. - Таких не бывает. Парень двинулся ко мне:
- Щупани... Та не бойся, он не кусается. "Зато плюётся", - подумал я, однако
рука гипнотически потянулась к фантастической колбасе. Сквозь солдатское х/б ощущалось
тепло, которое излучал его член. Я начал поглаживать это богатство, думая: "Вот бы
на него посмотреть". От волнения я сглотнул слюну и снова объявил: - Не-а, это ты
картофелину обчистил и незаметно засунул. - Смотри! - решительно сказал Микола,
торопливо расстёгивая штаны. Его член словно выпрыгнул из брюк. - Это ж сколько
сантиметров? - стараясь не выдавать своего восхищения, поинтересовался я. - А 19
хочешь? - Иди ты! - снова не поверил я и довольно смело взял его член в руку
(ведь я его уже щупал). Он был немножко липкий от жара. Мои указательный и большой
пальцы еле сходились, обхватив этот мощный ствол. Яйца не свисали в кожаных карманах
мошонки, но были аккуратно подтянуты. Чёрные жёсткие волосы обрамляли это творение
природы. Я призвал на помощь вторую руку и обхватил достоинство Миколы обеими руками.
Конец его шишака со слегка сморщенной кожицей возвышался над моим обхватом. Я потянул
его кожу к лобку - обнажилась головка. Я заворожённо разглядывал это чудо природы.
Восхищённое созерцание происходило в наступающих спасительных сумерках, стекающих в наш
картофельный подвал - мы бы наверняка не стали заниматься этим изучением, если бы
ефрейтор, уходя, включил свет. Я несколько раз подвигал кожицу, Микола напрягся
и шумно вдохнул воздух сквозь щёлку губ. - Моцарт, - проговорил он, - сейчас
выпалю. - Так что - прекратить? - я изобразил готовность, мне хотелось, чтобы
он думал, будто это он "дирижирует" мною. - Та ни... дрочи... Я сидел
на перевёрнутом ведре, Микола возвышался надо мной, и моё лицо приходилось как раз
против его члена - в искусительной близости. Но как подвигнуть этого хлопца
на французские тонкости? Я продолжил мастурбировать ему правой рукой, а левая рука
моя гладила в это время его ягодицы - крепкие, подвижные, как желваки. - А ты? -
вдруг спросил Микола, не прекращая помогать мне своим встречным движением. - Тогда
давай так... - сказал я, предложив ему встать на дощатый ящик. Он подчинился,
штаны его соскользнули до колен; бёдра отливали лунной магией, хотелось пройтись
по ним губами. Я быстро расстегнул свои штаны, стал дрочить и себе, а потом мои
руки, не подчиняясь разуму, пошли блуждать по его телу. Он бешено онанировал. Я
решился и прильнул к его яйцам губами. Он стал выгибаться, прижимая мошонку к моим
губам. Мы уже ничего не соображали. В голове у меня совсем неожиданно победно
зазвучала моцартовская серенада. Удивительно было то, что рука Миколы дирижировала
своей палкой в такт мелодии, что звучала во мне. Нежный запах, исходящий от его
вспотевшей мошонки, пьянил меня. - Бери! - вдруг тихо воскликнул он и пальнул мне
прямо в лицо горячей спермой. Мой жадный рот приблизился к его беснующемуся
красавцу, исторгавшему из себя ароматное семя. Мои губы втянули в себя головку члена.
Экстатические содрогания его уже уменьшались, хотя сладковатая жидкость при этом
заполнила весь мой рот... - Во дурни - в темноте чистят картошку! - послышался
на подходе голос ефрейтора. Свет в овощехранилище зажёгся. - Ну что - уебались? -
начальственно рыкнул ефрейтор, оглядывая нас сверху. Я сидел на ведре, из-под ножа
в руках у меня длинной ленточкой свисала картофельная кожура. Микола шёл из угла
хранилища и нёс в ведре картошку. - Чё, Моцарт, молчишь, как в рот набрал? -
сурово спросил ефрейтор. - Пополнение будет? - спросил я, ещё чувствуя во рту
послевкусие миколиного сиропа. - Не будет... Хана. Звездуйте в казарму. Оставьте
другим чудакам ебаться с этой картошкой. "Как всё-таки многозначен русский мат! -
подумал я. - Я бы сказал: не хуёвый - охуибельный дивизион!" И это был только
третий день моего пребывания здесь...
Этот гей рассказ находится в категориях: Военные, Молодые парни
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|