Горячая гей библиотека

Армейские будни (глава 4)

Часть 4

На следующее утро очко не болело, лишь хмарью ломило суставы, и сковывала слабость. Я приподнялся на локте и прохрипел:

- Лёва, что это было, ёб твою мать?

Тот в ответ рассмеялся раскатисто:

- Похоже, радость моя, ты словил кайф. Словил?

Я честно ответил:

- Не знаю, - и был не слишком далёк от истины.

Когда Завадский спросил, не жажду ли я повторения, моя голова чуть было не оторвалась в отрицании, изумив этим сержанта до глубины души.

- Серый, ты ж вчера голосил, как труба. Неужели не понравилось?

Я опять повторил:

- Не знаю я, - пытаясь хоть что-нибудь вспомнить, кроме разрывающего сознание хоровода не привязанных ни к чему конкретно ощущений.

Приятных и неприятных одновременно. Желанных и пугающих одной только мыслью о возможности испытать это вновь.

- А мне было просто супер! Ты - это что-то! - торжественность и ликование в голосе не скрыли глубокой Лёвиной благодарности - почти щенячьей, потому что пока я приходил в себя, он носился со мной, как с писаной торбой, опекая и радостно воркуя.

Пожалуй, никогда он не был таким (как бы это поточнее сказать) сияющим, и постепенно умиротворённость и благостное настроение прочно поселились в моей душе, смахнув тревогу и смятение, вызванные прошедшей ночью.

Завадский стойко выполнял все хозяйственные обязанности вплоть до очистки тропинок во дворе. Я даже позволил себе вздремнуть после обеда, что, в принципе, было вызвано не недомоганиями (они прошли), а просто желанием побездельничать.

Во время моих потягиваний и пробуждений сквозь треск эфира прорвался знакомый до сблёва "отцовский" голос - комбат лично требовал связи. Лёва живенько откликнулся, чего-то пообещал, повторяя, что у него есть, и включил громкоговоритель. По нашим апартаментам разнеслись звуки неразборчивой речи, подкреплённой иногда красивым, крепким словцом.

- Лёва, - с шутливой капризностью протянул я, - чего это он там про мать рассказывает?

Завадский сморщился от смеха и озорно прокричал в никуда:

- Товарищ полковник, нихера не слышно. Повторите, пожалуйста!

Выражая недовольство прозвучавшим "нихера" и нашей "ёбаной" глухотой, "сам" довольно разборчиво, с нотками умилительного армейского отцовства в голосе пробубнил:

- Ефрейтору Кострову присвоено очередное воинское звание "младший сержант"! Теперь понятно, так вашу и так? Где он ваще, этот недоделок?

Сержант жестом предложил мне принять активное участие в беседе, но я отмахнулся, не в силах справиться с внутренним трепетом от полученного известия, а может, и от полусырого обеда (старшой кашеварил).

- Занят он, товарищ полковник. Во дворе снег гребёт.

- Я вам, трататах, покажу "занят". Ишь, уёбок сухой, занят он... Вернётесь вы обратно! Разболтались, красноармейцы недотраханные! А ваще, как вы там, сынки?

Переход от перечисления наших достоинств к проявлению отеческой заботы был столь разителен, что мы свалились от ржания. Сквозь собственное кудахтанье Завадский пробубнил восторженную оду о прелестях несения службы на дальнем и очень ответственном участке. Комбат дал отбой, а мы ещё долго дурачились, издеваясь над моим небывалым служебным ростом.

Завадский, увлёкшись перечислением открывающихся перед младшим сержантом перспектив в связи с вышеполученным званием, довольно неестественно споткнулся и грохнулся на меня, отчего в придавленном им соратнике зашевелились сомнения по поводу случайности падения. Тем более что Лёва и не собирался вставать.

Мгновенно растеряв смешливость, он лихорадочно стаскивал с меня одежду, провожая её поцелуями. Расстегивал одну пуговицу - целовал грудь. Расстёгивал другую - губы смыкались вокруг соска. Потом - живот, следом - член, наконец - бёдра и колени. Искуситель был нежен, ласков, изнуряюще нетороплив. Долго и тщательно сержант мял мои ноги, исследовал их руками и ртом, удивлялся и восторгался перекатывающимися там мускулами. Также надолго он приник к восставшему органу. Он смаковал его, высасывал, пугал бездонной глоткой и настырным языком.

Я без движения лежал на спине и потихоньку скатывался в отрешённое, сладкое отупение под каскадом любовных игривостей, не делая попыток поучаствовать в них более активно. Мне было хорошо, покойно и расслабленно - пока гнусный Лёва не сделал попытку задрать мои ноги.

Сам-то он раззадорился так, что дальше некуда. Он был красный, с запавшими от вожделения глазами на отсутствующем лице, дрожащий и просящий.

- Лёва! - моё слабое предостережение не возымело большого успеха.

Завадский продолжал похотливо щупать новоиспечённого младшего сержанта, гореть бархатом кожи, трястись ускользающим сознанием и требовать, умоляя.

Он перевернул партнёра на живот, завладел ягодицами жертвы, а потом и анусом. О, эта сладкая пытка! О, этот гадкий, вёрткий язык, будь он неладен! Проникающий истязатель!

Придавив меня со спины, сержант, не встречая более сопротивления, осторожно вогнал долото в столь желанную задницу. Я опять вспомнил натиск проникающей твёрдости. На этот раз не было вихря ломающих спазмов, просто мягкое движение в расслабленном сфинктере, просто гулкая истома во всём теле, просто толчки неугомонного стержня.

Стоны сержанта нарастали громкой чередой, чтобы оборваться резким и протяжным криком. Пальцы его до боли сжали мои плечи. Лобок с силой вжался в ягодицы. Живот прилип к мокрой от пота спине. Заполошное дыхание обожгло ухо.

Я по-прежнему лежал пластом, как кукла в приятной расслабухе. Меня опять перевернули, и совершенно счастливый Лёвчик насадил собственное горло на сочащуюся штуковину покорного сослуживца. Бедный Завадский пихал и пихал стоящий стержень себе в дыхало, пока губы не сомкнулись на основании (непостижимо!), а потом медленно выпустил его, провожая тесным объятием языка. Он схватил головку и защекотал её до раскалённости, до стрел, бьющих из промежности, из освобождающегося нутра. Так же расслабленно и пассивно я кончил в жадный Лёвкин рот и наблюдал за тем, как парень давится бурным потоком, глотает, старательно лаская онемевшими губами сокращающийся столб, глотает, судорожно дёргая кадыком, глотает, пропитываясь терпким запахом.

Потом мы долго лежали. Сержант благодарно и преданно смотрел, не отрываясь, на меня.

- Ты классный, Серёга. Я тащусь, когда держу тебя в руках. Я кончаю, когда... ну... мой дрын в тебе... когда ты выгибаешься... и стонешь, а я качаю... Как же я без тебя буду?

Ну вот, только ещё подобной ереси не хватало! Я молча взял его голову и притянул её к своему отростку - и опять провалился в жаркое никуда...

страницы [1] [2] [3] [4] [5] [6]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Военные, Молодые парни, Вода: баня, река

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>