BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Зонты и барбарискиЧасть 3 (последняя) Когда Корявый встречает меня на остановке с зонтом и стаканом остывшего латте, он выглядит
иначе. Я не знаю, что изменилось, но что-то не так. Футболка висит на нём мешком. - У
меня для тебя охуенные новости, милый мой, - сообщает Корявый, и глаза у него злые. - Я
умираю. И ты умираешь. И весь этот грёбаный мир, который живёт, чтобы жрать, работать,
трахаться и дохнуть. Это не первая и не последняя депрессия в его жизни. Я пожимаю
плечами и спокойно беру его за руку, отняв зонт. - Предлагаю пропустить самые скучные
части программы и приступить сразу к "трахаться". К тебе или ко мне? Он странный, но
это проходит, и через двадцать минут я уже стаскиваю с него футболку и толкаю на кровать.
Рядом с ключицей пальцы проходятся по чему-то гладкому и пластиковому - похоже на
диабетическую помпу, но я ни разу не слышал, чтобы Корявый страдал от диабета. Всё
проходит по привычной схеме: я спрашиваю его, в чём дело, он не отвечает, и вместо игры
в загадки я молча целую Корявого, обхватывая руками его шею. Наверное, это и есть любовь:
когда рядом с общественно опасным психом чувствуешь себя хорошо и спокойно. *** В квартире Корявого царит интимный полумрак - все
окна, включая кухонные, заклеены снимками МРТ. Я в них ничего не смыслю, а Корявый ничего
не говорит. Мы курим на балконе, и я сжимаю в ладони кончики его пальцев, боясь
отпустить. - Кино или секс? - Тебе лишь бы трахаться! - Секс поднимает
настроение, повышает самооценку и работает как отличное природное обезболивающее. Но если
ты против... - Эй, сладкий мой, не решай за меня! Я в отчаянии. Я люблю его
так сильно, что внутри всё горит. А ещё я уверен, что помпа, МРТ и все его отлучки -
неспроста. Корявый тащит меня в комнату, по пути задирая толстовку и избавляясь от штанов,
и я думаю: раз он ещё трахается, как хренов кролик с батарейкой в причинном месте, то не
всё так плохо. Он имеет меня, прижимаясь губами к уютному местечку под ухом, целуя и
прикусывая - ласково, так ласково, что я подвываю от слепого восторга, грубо насаживаясь и
с глухим шлепком ударяясь ягодицами о его бёдра. Он вбивается в меня снова и снова, и
снова, прижимаясь так крепко, чтобы слипалась мокрая от пота кожа, а внутри всё дрожало,
горело и вздрагивало - за секунду до оргазма, за две секунды, за... Я откидываюсь
затылком на его плечо, закрывая глаза и вскрикивая в последний раз - с восторгом и мукой,
насаживаясь до упора и кончая себе на живот. Корявый спускает в меня, обхватив обеими
руками, сминая жаркую распалённую кожу и выдыхая мне на ухо. Я чувствую его каждым
сантиметром горячего, вздрагивающего тела, отдающегося ему с искренним животным упоением.
Хотя бы сейчас я могу забыть о снимках, расклеенных по всей квартире. *** Я нервно затягиваюсь и тушу сигарету в фарфоровом блюдце.
Внутри меня - всё холодное, мёртвое и больное от страха. - Это точно? - спрашиваю я.
Корявый молчит. Он лежит рядом, разбросав длинные жилистые руки и пялясь в потолок. Жил
в нём в последнее время больше, чем мышц, но его тело всё ещё гибкое, сильное и сверху
донизу покрытое рубцами. Я знаю каждый из них - я прикасался к ним пальцами и языком,
исследуя, словно они были чем-то красивым. - Четыре месяца? Корявый не хочет
съезжаться, потому что вряд ли доживёт до лета. - Тебе дают в лучшем случае четыре
месяца, и ты только сейчас об этом говоришь? - Хэй, сладкий мой, не наезжай на
меня, - Корявый спокоен, как индуистское божество, и благостен, как опиумный наркоман. -
Не всё так плохо! Последний курс химии мне проводила цыпочка с во-о-о-от такими
буферами. Я смеюсь и пихаю его коленом. - Дурак. - Не парься. Как насчёт суши?
Бравада - его единственный метод самозащиты, и кто я такой, чтобы ему мешать? Я
провожу ладонью по его руке и крепко переплетаю пальцы с чужими. - А когда ты пропал на
полтора года... Корявый равнодушно пожимает плечами. - Думал, не выкарабкаюсь. Не
хотел прощаться. - И как?.. - Ремиссия. Вместо того чтобы взять в руки ноут и
заказать суши, я свободной рукой вытряхиваю из коробки ещё одну сигарету. - И все те
разы, когда ты пропадал... - Лечение - херовая штука, сладкий мой. Не хочу, чтобы
ты слушал, как я блюю в туалете. Это всё объясняет. Я сжимаю губами конец сигареты и
щёлкаю зажигалкой, отбрасываю её на кровать и затягиваюсь, пошло втягивая щёки. Никотин не
приносит мне ни капли облегчения. - Пообещай мне. - Что? - Пообещай, - говорю я
по слогам. - Что попрощаешься. *** Корявого
зовут Виталий Андреевич Локшин. Это звучит так просто, нормально и по-человечески, что
взрывает мне мозг. - А вы ему кто, молодой человек? - Бывший воспитанник, - ляпаю я. -
Спортивная гимнастика. Тётка с отсутствующим взглядом кивает и уходит - кажется, ей
плевать, кем я прихожусь одному из дюжины её пациентов. Сердце колотится где-то в
районе кадыка - по телефону Корявый назвал адрес больницы и сказал: "Не уверен, что
выберусь отсюда. Скажешь мне "пока-пока"?" Нужную палату я нахожу по шлёпанью карт и
гоготу. Корявый играет с двумя медбратьями, физиотерапевтом и ЛОРом и выглядит здоровее
половины врачей. *** - Ты боишься? - спрашиваю
я, прижимаясь щекой к его шершавой ладони. В последние несколько дней ему совсем
погано. На лечении поставили крест - кажется, теперь врачи ждут, когда Виталий Андреевич
Локшин освободит помещение. Корявый наклоняет голову и несколько секунд размышляет над
моим вопросом. - Я ни хрена не боюсь, - наконец говорит он. - Просто я решил - какого
чёрта? Я не хочу заканчиваться. Его девиз в последние дни - "У меня больше нет денег,
чтобы лечиться; у меня больше нет сил, чтобы жить". Это так отличается от привычных
"Свободу белуджистанским тушканчикам!" и "Мне не нужен секс - меня ебёт правительство!",
что внутри у меня всё немеет. *** Самая
страшная вещь на свете - беспомощность. Я рву на тысячи кусочков белые бумажные листы -
расправляюсь с одним и тут же берусь за другой. Я не могу ни о чём думать. Ни о чём, кроме
того, что Корявому осталось жить несколько суток. Мне двадцать два, но кажется, что я
прожил две жизни - свою и его. Мне двадцать два, и половина меня умирает от рака.
*** Когда Корявый в последний раз исчезает, я
не успеваю с ним увидеться. Врачи пожимают плечами - "забрали родственники", "состояние
плохое", "нет, не знаем, куда перевели". Я ни разу не слышал о его родственниках и не
знаю, как с ними связаться. Поиск по фамилии не даёт ничего, и я понимаю, что это конец.
Конец истории про меня и Корявого, которого я люблю больше жизни. Я больше не
прихожу в его квартиру и не хочу знать, кто там живёт. Я пытаюсь учиться и писать диплом,
есть по расписанию и бегать по утрам, отгораживаясь наушниками от окружающего мира. Мне
больно дышать, больно думать и абсолютно не хочется жить, но я учусь этому заново - как
тот пацан, который когда-то влюбился на остановке в городского сумасшедшего. Это
срабатывает. Сначала я учусь не думать о нём каждую секунду. Потом - отдаваться новому
бойфренду, не представляя, что меня трахает Корявый, медленно, с оттяжкой, как он всегда
любил. *** А потом мне вдруг приходит смс
с незнакомого номера: "Эй, сладкий мой, какие дела?"
страницы [1] [2] [3]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Мужики и молодые, Первый раз
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|