BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Любодей (глава 3, последняя)Рейтинг: 4.82 (280), Автор: Led Часть 3 (последняя) 10. Решимость Как во сне, я подошёл к кровати, присел на самый краешек и медленно
опустил руку на ногу отца. Осторожно провёл ею по густым волоскам от лодыжки до икры,
задержался на бедре и присоединился к ласкающему Никите. Папа вздрогнул, проснулся,
распахнул глаза и понял, что в избе они не одни. Кинулся, чтобы прикрыться, но был
настойчиво остановлен Ником, который склонился и нежно лизнул его в мочку уха. По телу
отца пробежала волна дрожи, он прикрыл глаза и отдался ласкам. Проснулся и дядя Митя,
сначала удивлённо осмотрелся, но, увидев нас, улыбнулся и исхитрился выскользнуть из-под
тяжести папиного тела. Никита кинулся целовать папу. Жаркими губами спустился по шее,
прошёлся по плечу и начал исследовать спину, которую буквально колотило от возбуждения.
Не переставая ублажать моего отца, Ник лихорадочно скидывал с себя ненавистную одежду,
путался в ней и, искушая меня, горящим взглядом приглашал к оргии. Я окончательно поддался
искусу. Тоже начал обнажаться. В этом мне помог дядя Митя. Наконец, нагими стали все
четверо. Так же вместе мы были готовы к сексу: долгожданному для дяди Мити и Никиты,
запретному, но такому манящему для нас с отцом. Я видел, как папа с удовлетворением
отметил, насколько мы с ним похожи: крепостью тел, атлетическими пропорциями, величиной
членов и их готовностью, о которой говорили мощные вены и обильная смазка, омывающая
роскошные, освободившиеся от крайней плоти головки. Дядя Митя привычно потянулся ко мне
и начал полировать мой раскалённый ствол. Никита взялся за оглоблю отца. С лёгкостью
нанизывался ртом на неимоверное по размеру орудие, словно и не занимался этим прошлой
ночью со мной. Будто и не нужна была ему для этого передышка, и не саднило в горле от
минувших сладостных трудов. По тому, как ему в этом истово помогал папа, было видно,
что мой предок перестал смущаться. А присутствие на расстоянии вытянутой руки родного
отпрыска добавляло развратности, которая превращалась в хрип удовлетворяемого самца,
отдавшегося во власть всепоглощающей похоти. Я и сам переживал похожие чувства.
Последние следы ревности и стыда покинули меня, а сознание раздвоилось от лицезрения
животного совокупления двух красавцев мужчин и безмерного удовольствия, что получал от
минета, который профессионально делал дядя Митя. Я и папа изверглись почти
одновременно. Наши партнёры с удовольствием проглотили терпкие соки, сладострастно
выдавили последние капли и продолжили играть с нашими членами, не желая расставаться ними.
Взаимный оргазм ещё больше раззадорил нас. И я, окончательно потеряв голову, кинулся
целоваться с папой. И не было в этом действе ничего родственного, отеческого и сыновнего.
Нас бросило в разврат стремительно. Так, что жаркие губы трескались от давления, пухли от
покусываний и слали волны удовольствия вдоль наших тел к членам, которые рвались в новый
бой. Но теперь объектом плотских сражений должны были стать наши собственные тела. Ник
и дядя Митя нутром почувствовали наше желание. И начали дарить ласки друг другу. Сосед
моментально повернул Никитку спиной к себе, одним волевым движением согнул его, властно
раздвинул белоснежные полушария ягодиц и начал орудовать там языком, чередуя лёгкие
поцелуи и ласки отвисших яиц в голой мошонке Ника. Теперь и я решительно направил свои
руки к члену отца. Осторожно ощупал каждый изгиб соблазнительного орудия, пощекотал
отверстие на головке, взвесил солидные размеры яиц и поласкал ёршик лобковых волос. Папка
тем временем обнял меня своими ручищами и полез к анусу. Покрутил по кругу, легонько
надавил и, почувствовав сопротивление, отступил. Я вернул его палец - уж слишком сладкими
были эти ласки. Меня не пугало то, что мою срамную дыру готовят к вторжению. Я жаждал
этого. Сам стремился к тому, чтобы через боль впустить в себя сначала палец, а потом и
огромный член отца. - Будет больно... - прошептал папа. - Не страшно... Пусть! -
выдохнул я и отклячил зад, приглашая к решительным действиям. - Я постараюсь быть
нежным, хотя мне трудно сдерживаться, - услышал я и отдался на истязание. Оно было
почти безболезненным. Папа обильно смочил свой палец и круговыми движениями ввёл его.
Поняв, что я привык, добавил второй, затем и третий. Все эти томительные минуты моей
подготовки я наблюдал, как тем же самым занимается дядя Митя, как изгибается от
удовольствия Никита, как тяжело качаются его яйца, как бьётся о живот эрегированный член,
как белеют пухлые губы парня, которые он кусает в порыве страсти. Мужчины вошли в нас
почти одновременно. Так же все вместе простонали мы - одни от лёгкой боли, другие от
удовольствия. Затем началась настоящая сексуальная гонка. Взрослые мчались к оргазму,
молодые к самопроизвольному семяизвержению. Сколько это длилось, не помню. Только одно
концентрировалось в моём распалённом страстью мозгу: эта оргия - единственное, что хочется
продлить. Я заметил, что глаза Ника очень похожи на те, что украшают капот его автомобиля.
В них страсть, всепоглощающий демонический разврат и притягательность плотского греха. Я
практически теряю сознание от удовольствия, которое сконцентрировано внутри моей прямой
кишки. Лишь в самом потаённом, крохотном участке моего мозга пульсирует стоп-сигналом
понимание грешности происходящего. И оно, как наводнение, наполняет моё сознание
медленно, когда отпускает истома от анального оргазма. С последней судорогой,
сопровождающей семяизвержение, реальность возвращается, бьёт под дых и отключает сознание.
Сколько минут я был в отключке, не знаю. Только все вокруг были уже одеты. Их лица
были встревожены. Я лежал в кровати дядя Мити, накрытый простынёй, но все ещё нагой.
- Сынок!.. Слава Богу!.. - слышу я встревоженный голос отца. - Я же говорил!..
С ним всё будет в порядке! - облегчённо молвит сосед. А Никита держит меня за руку и
молча бесконтрольно плачет. Так же виновато смотрит на меня Ник, когда прощается утром,
чтобы вернуться в Москву. Я не слышу его извинений за то, что втянул меня вчера в авантюру
группового секса. Я пропускаю мимо ушей его признания в любви и обещание обязательно
вернуться за мной, чтобы придумать что-то насчёт моего переезда к нему. Я наблюдаю, как
прощаются дядя Митя с отцом, как они договариваются о совместной московской жизни, как
стоят планы о скорой продаже избы в деревне и будущей счастливой жизни. В моей голове
набатом стучат тяжёлые воспоминания о прошлом дне. Калейдоскоп мыслей о групповом сексе,
предательстве любимого человека, моём грехопадении с родным отцом, о страстном желании
повторения этого, о попытках найти оправдание своим поступкам - все они никак
не укладываются в единую картину. Я в молчании прощаюсь с Ником и отцом, наполненными
слезами глазами провожаю алый спорткар, что уезжает по дороге от моего дома, и отмахиваюсь
от клубов пыли. Грустно улыбаясь, подмечаю, что это движение похоже на прощание...
11. Рок Кладбищенское вороньё кружит под пологом свинцовых туч. Осень грустит
моросью, жутким ветром и ранним листопадом. Сырые листья тяжестью мнут жухлую траву. Ночные
заморозки серебрят кресты и памятники, проливаются редкими слезами под тусклым полуденным
солнцем. Я сосредоточенно вырываю сорняки с могилы бабы Нюры и старательно отворачиваюсь
от свежего холма, что расположен рядом. На лавке напротив него понуро сидит дядя Митя. Он
поседел буквально за несколько последних дней, ссохся и согнулся, словно у него вышибло
дух и выбило почву из-под ног. Одним словом, он лишился смысла жизни, из весельчака и
жизнерадостного деревенского мужика превратившись в старика, уставшего от бренных дней,
молящего Господа забрать его грешную душу для небесного суда. Дядя Митя, не морщась,
выпивает гранёный стакан водки, смахивает одинокую слезу, наливает ещё и ставит стопку на
могилу. Кусок чёрного хлеба поверх завершает скорбную картину. Он с трудом поднимается,
чавкает по грязи к выходу с кладбища, поскальзываясь и шлёпая грузными бахилами, семенит
к своему дому. Я смотрю ему вслед, стряхиваю с волос капли дождя, что без устали секут
с каждым порывом ветра, пропитывают свинцом одежду и скорбно ведут тихий разговор с
усопшими. Только сейчас, в одиночестве, я оборачиваюсь на свежую могилу за спиной.
Дрожащей рукой провожу по перекладине временного креста, сквозь едкие слёзы вчитываюсь
в начертанные буквы на дощечке: "Климов Семён Андреевич 16.02.1975 - 22.09.2018". Я иду
следом за дядей Митей бесцельно, бессмысленно и отрешённо. Впереди чернеет частокол мокрых
крыш и одинокая фигура соседа. Вслед облегчённо каркают вороны, которых, наконец, оставили
в покое. Я бреду по дороге и мысленно её проклинаю. Ведь это она навсегда разлучила нас с
любимыми две недели назад, свернувшись в коварном повороте, лишив возможности вовремя
затормозить. Опрокинула в смертельный кювет красный спорткар. Это она - злодейка окропила
поздние ромашки алой кровью раненых в жуткой аварии. Она задержала помощь остановившихся
свидетелей и врачей скорой помощи. И это она принесла горькую весть в наши с дядей Митей
дома, убив мечту о счастье. Папу похоронили рядом с бабой Нюрой. Никита нашёл покой на
Ваганьково. А мы, живые участники этой истории, навсегда разошлись, чтобы сосуществовать
в одной деревне, ходить по одним улицам, скорбеть, вспоминать ушедшее лето и безрезультатно
искать смысл в годах или днях, что отпустит провидение. "Любодей... любодеи...
прелюбодеи..." - слышится в завывании ветра... Я наказан... Но мне безразлично...
Струна моей жизни лопнула... Я опустошён... Я раздавлен... Я одинок...
страницы [1] [2] [3]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, С отцом, дядей, Групповой секс
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|