Горячая гей библиотека

Холоп

Часть 4 (последняя)

С той ночи эти двое начали регулярно заниматься азбукой и выездкой. Днём читали по слогам, вечером в поле за барским особняком катались на лошадях, а ночью у них начиналась другая выездка - в спальне барина или на сеновале у Ивашки. Для Алёшеньки эти тайные встречи стали самыми желанными, ведь только с синеглазым дьяволом у него получалось кончать без рук, а для Ивашки барские ласки оказались во сто крат слаще всех, испробованных до этого. Барин умел принимать, тут с ним никто не сравнится, потому что ни у кого из дворовой прислуги не было такой открытости и проникновенности, чтобы так деликатно понимать, глубоко принимать и обходиться с большим достоинством. И это всё не о чувствах.

Странное дело: как только у них начинались интимные скачки эти двое тут же, не сговариваясь, менялись ролями. Алёшенька с большим удовольствием становился покорным холопом, а Иван в жизни простодушный и тихий, сразу делался властным, грубым и жестоким господином. Но жестокость эта была такой сладкой и желанной, что Алексей Николаевич готов был всем пожертвовать, только бы Ивашка был с ним почаще и пожёстче.

Однажды барину вздумалось осуществить свою давнюю фантазию и пойти глубокой лунной ночью на реку купать лошадей. Ивашка стращал Алёшеньку, мол, ночью на реку итить никак нельзя, в это время там анчутки (бесенята) купаются да с русалками хороводят. Утащат на дно в ил и залюбят там до смерти. Но барину зело приспичило етиться в реке ночью, он ни в какую: хочу, да и всё тут.

Любовь в воде - особое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Хотя делаешь всё то же самое, выходит как-то по-другому - необычно. Может, это потому что на волнах качаются звёзды, и огромная луна расплывается серебристой дорожкой, по которой медленно гуляют лошади. Они тихонько ржут, покусывая спины и бока, заигрывают друг с другом, теребя холки. Вся округа пропахла свежескошенной травой, и ароматы разнотравья смешиваются с запахом спелых яблок из близлежащих садов, пьяня и кружа головы.

На берегу Алёшенька встал на колени перед холопом и начал жадно облизывать его уд. Сначала прошёлся губами вдоль и поперёк, потом поласкал самые чувствительные места - дырочку и уздечку. Заглотил, выпустил изо рта и залюбовался: уд дрожит, блестит и светится в лунном свете словно живой. Стоило кончику языка слизнуть прозрачную капельку с головки, как уд зашевелился словно змей, готовый к выпаду. Его упругое и крепкое тело увеличивалось, слегка покачиваясь, росло на глазах будто по волшебству. Алёшенька по лицу себя им гладит, восхищается нежностью бархатистой кожицы, кончиком языка проводит по вздувшимся венкам, целует головку прямо в глазок и шепчет:

- Как ты прекрасен в лунном свете, словно сказочный Василиск! Яви свою силу и ети меня так, чтобы лошади позавидовали!

- Полно тебе изгаляться словами, барин! Ты мошну приласкать не забудь, мудя нюнями покатай, - благостно улыбнулся Ивашка, потом вдруг сразу изменился в лице, будто что-то вспомнил, взвился, схватил за волосы покорного Алёшеньку и требует. - А ну, погодь! Как следоват ублажай, тварь на сучьих ножках! Борзо лижи муди, етить твою мать, баламошка глуподырый, паскуда дрюканая, иначе рот твой ветрогонный вмиг порву!

- Эх, жаль, Ивашка, грамоте ты не обучен, из тебя знатный писатель-народник получился бы.

- Кто позволил тебе, ёнда архибрыдлая открывать свой воняльник? А ну, закрой своё жерло многодрюканное и не раскрывай, пока я сам тебе - поганцу не велю, - Ивашка больно бьёт барина по губам, потом грубо надавливает на челюсти, заставляя открыть рот, и проталкивает в глотку до самого упора свой слегка опавший уд.

Ивашка долго елозит им, несмотря на слёзы, выступившие на глазах Алёшеньки, и скоро уд снова увеличивается, превращаясь в хорошую дубину с большой красной булавой. Холоп достаёт её из глотки и наотмашь хлещет барина по щекам и губам, тот только тихонько сопит, не смея поднять глаза или подать голоса, да нюни выпячивает, стараясь попасть ими под сочную головку.

Потом Алёшенька как-то умудряется снова заглотить выросшую на глазах дубину, буквально натягиваясь на неё до самого основания. Ивашка внимательно наблюдает за ним сверху и не верит своим глазам: восхищается тому, как молодому господину удаётся справиться с его огромной елдой.

Барин плавать не умел, поэтому далеко заходить не стали. Алёшенька обвил руками крепкую шею любимого холопа, стоявшего почти по горло в воде и сразу начал насаживаться сверху. Большая крепкая булава Ивашкиной дубинки упёрлась во вход и долго не хотела проникать внутрь, хотя на берегу холоп долго разминал отверстие поплёвывая и просовывая в него сразу все пальцы, затем растопыривая их. Видно, все слюни водой речной смыло, да от прохлады растянутая дырочка сжалась. Алёша стал подпрыгивать и с силой насаживаться на крепкий елдак. В первые мгновения, когда крепкая дрочёная булава наконец проникла в него, расширяя проход, Алёша почувствовал резкую боль, и никакая красота вокруг не могла сравниться с сильными ощущениями в его заднице.

Со временем боль смылась, утекла вместе с тихой речной водой, и их обоих стали накрывать волны удовольствия. Ивашка стоял в воде, широко расставив ноги, как Колосс Родосский до землетрясения, и поддерживал за бёдра подпрыгивающего на нём Алёшу. Прохлада и блаженство обволакивали их со всех сторон. Рядом фыркали лошади, лунный свет освещал их гладкие мокрые спины, и никому не хотелось выходить из воды на берег - ни людям, ни лошадям, ни анчуткам, притаившимся на дне.

У барина уже посинели губы, да зуб на зуб не попадал, а он всё прижимался к большому тёплому холопу, не собираясь выпускать его из объятий.

- Ого-го-го-го!- закричал он на всю округу, запрокидывая голову вверх, любуясь звёздным небом.

Лошади разом подняли головы и прислушались, прядая ушами.

- Иго-го, - тоненько заржал в ответ молодой жеребец, слегка потряхивая мокрой гривой.

- Алексей Николаевич, страсть как люблю тебя, но в одном вы плохи, барин, - меры вы не ведаете. Ведь мы оба кончили, и орали вы уже как оглашенный, так, что всю округу всполошили, чего же дальше-то бутусить? Было всё, как вы хотели - красиво и возвышенно. Побарахтались вместе со звёздами и лошадями, опять же воней всяких цветочных с ближнего покоса нанюхались, пора и почивать. Холодно же, не ровён час, простудитесь, барин, - он отнял руки от господской задницы, аккуратно оторвал его руки со своей шеи и бережно поставил Алёшеньку на дно.

- Осторожно, барин, не поскользнитесь, ил тут, что твои сопли или конча, такой склизкий.

- Мон шер (милый), вечно ты самый возвышенный момент умудряешься испортить своими мужицкими экзерсисами. Ах, мон амур, мон анж (любимый)!

- Можете монать и материть меня всяко-разно, барин, как вашей душеньке угодно, но захворать я вам не позволю, - продолжал бубнить Ивашка, тщательно растирая барина пушистым полотенцем.

Когда он одевал Алёшу, прислуживая словно за маленьким, несколько раз незаметно перекрестил и коснулся губами лба, проверяя, не простыл ли тот в прохладной речной воде и нет ли у него жара.

- Дрочёный (балованный) ты мой, любый, - нежно поцеловал он Алёшеньку в макушку, подсаживая на лошадь.

Потом на сеновале они всё повторили, и раскрасневшийся, изрядно помятый барин с довольной улыбкой заявил:

- Ты мой, слышишь, ты только мой! Я никому не позволю унижать или любить тебя. Отныне никто не должен лицезреть тебя таким, каким вижу я в самые сладкие моменты. Слышишь меня?! Даже просто нагим никто, кроме меня, тебя больше не увидит. Понял?

"Да ну тебя, барин, не пошёл бы ты к черту лицезреть его елду", - подумал про себя Иван, привыкший к свободным отношениям между дворовыми. Он обалдело смотрит на барина, глупо хлопая васильковыми глазами, потому что совсем не понимает сути требований молодого барина.

- Я не стану тебя сечь, Ивашка, просто сразу убью, если ты изменишь мне с кем-нибудь. Теперь понятно?

- Ага, уразумел я, что вы со своей сестрицей - два сапога пара. И чего вы до меня докопались? Неужто, любый мой, сумлевается во мне? Странные вы оба, ей-богу, хрен редьки не слаще. Но твой хрен, барин, самый сладкий, так зачем же мне искать кого-то другого? От добра добра не ищут.

Когда лето закончилось и настало время возвращаться в столицу на учёбу, Алёшенька уговорил родителей отпустить камердинера Ивана с ним, чтобы тот жил с другой прислугой в особнячке, который ему снимали на время обучения. С тех пор друзья никогда не расставались, даже после того, как молодой барин женился и завёл детей.

Со временем Иван Николаевич превратился в видного, статного, молчаливого дворецкого в усадьбе своего друга Алексея Николаевича. Он так и работал на барина, хотя давно получил вольную. Остался бобылём, не захотел заводить семью. Ну, не любил дворецкий людей, он больше любил лошадей, и частенько его лукавые синие глаза зажигались ярким таинственным светом от скачек, которые они с барином устраивали по ночам в спальне дворецкого.

страницы [1] [2] [3] [4]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Прошлые века, Молодые парни, Первый раз

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>