Горячая гей библиотека

Сны на холме (глава 2)

Часть 2

Карандаш Константина по-прежнему шуршал рядом. Парень всё так же моргал, я всё так же лежал, мы по-прежнему были на Холме. Но я всё ещё ощущал холод на щеках от снежинок с той площади. Я всё ещё чувствовал расплавленное, податливое тепло клавиш, ещё слышал эту мелодию. Я почти улавливал обрывки строчек: "Yellow Moon..." И я отлично видел мелькающие фалды тёмно-синего пиджака Кости, размахивающего колотушками над тамбурином. Рельеф этого сна был настолько осязаем, что, как мне казалось, я с лёгкостью мог бы перекинуться туда, лишь перевернувшись на другой бок.

- Костик, если бы ты знал, что я только что видел во сне, - наконец вздохнул я.

Он покосился на меня. Карандаш остановил свой танец над планшетом, и Костик показал мне рисунок:

- Это?

Чёрно-белая картинка драматического момента, в котором замерли две фигуры. Одна - у рояля с экстатически запрокинутой головой. Другая - чуть выше, среди ударных инструментов; руки, как крылья, парят над тамбурином. А в руках - те самые колотушки... Я почти видел сверхскоростные движения стройного ударника, почти слышал сорвавшийся голос пианиста. И над всем этим - остовы древних сооружений, переходящих в тот самый собор, над которым кружок Луны преспокойно соседствовал с несколькими колкими снежинками, непонятно откуда взявшимися посреди безоблачного неба в тёплой средиземноморской стране на холодной площади северного города.

Меня продрал такой мороз, что сон слетел напрочь.

- Костик, как это? Откуда?!

Он смотрел на меня какое-то время, спокойно и будто бы оценивающе. Будто бы примеряясь, стоит ли мне говорить вещи, которые для него были слишком очевидны, чтобы пытаться объяснить их тому, кто не может не задавать свои бездумные вопросы.

***

- Влад, ты это, особо не заморачивайся по этому поводу, хорошо? Я тут третий год живу, на Холме. Поначалу это странно, потом привыкаешь.

Я помотал головой:

- Кость, я, конечно, человек широких взглядов, но поправь меня, если я чего не догнал, - ты рисуешь картинку, которую я вижу во сне?!

Он неопределённо повёл рукой:

- Ну да, можно и так сказать... Или наоборот - ты видишь во сне то, что я рисую.

- Так что первое-то?

- А неважно, что первое. Правда, неважно.

- Но как? Почему?

Костик снисходительно заехал мне ладонью в лоб:

- Потому что у нас вибрации совпали, дурень. Это же просто.

Возможно, в другом месте в другое время мне это не показалось бы чем-то простым и само собой разумеющимся, возможно, я даже бы посчитал это проявлением какой-то болезни, но в тот момент... То ли воздух Басен, то ли послеполуденная сонная жара делали своё дело, но я принял произошедшее легко и относительно быстро...

В тот день я всё ещё периодически подозрительно косился на танцующий карандаш и на его хозяина. Что не помешало мне вершить наш собственный танец ночью.

На следующий день мне захотелось повторить сказку. Я почти заставил себя уснуть. Проследил за тем, чтобы Костя в этот момент что-то рисовал. Приготовился к чему-то. Долго лежал, тревожно вглядываясь в облака. Ждал. Как бы даже немного волновался. Кажется, даже заказывал картинку... И что же? Я увидел лишь усмехающееся лицо Костика при своём пробуждении.

- Ну вот, ты начал напрягаться, - сказал он. - Забудь ты про это, засыпай только тогда, когда тебе действительно этого хочется. Забудь, понял?

Я, кажется, понял.

На следующий день мы вообще не пошли на Холм, потому что не нашли в себе сил покинуть уютный дом. Вернее, мою комнату. А ещё точнее, средоточие простыней моей кровати. Не припомню, чтобы какой-то из моих дней когда-либо проходил таким образом, но в тот день для нас не было ничего более важного, чем моя кровать. Я никогда не решусь описать многообразие форм и ритмов, что проиграли мы нашими телами в тот день, не рискну подсчитать количество пиков, не стану пытаться припомнить последовательность. Я больше не верю в слова, и моя вербальная лень, как новый уровень взаимоотношений с языком, меня очень устраивает.

Находясь в непреходящем трансе от взорвавшейся химии любви, пребывая, как мне теперь кажется, на грани физического истощения, синхронизировавшись с вибрациями моего друга, я почти забыл про свой сон, что настиг меня тогда на Холме. И когда в очередной раз, болтая ни о чём, мы стали задрёмывать, слушая журчание реки Бобёр, и я снова услышал шуршание карандаша, я почти не придал этому значения. "Как это он может рисовать во сне?" - лишь вяло подивился я, а плотная звуковая стена торгового центра уже накрывала меня своей откровенной настоящностью. Я бы возмутился такому беспардонному наезду, если бы не осознавал, что вижу сон.

Удивительно, насколько осознание себя во сне способствует, с одной стороны, развитию навыков наблюдения, а с другой - запросто усыпляет бдительность... И вот уже происходящее постепенно зацепило, увлекло меня. Я больше не помнил, что я нахожусь во сне...

***

Мы сидим друг напротив друга в одном из кафе торгового центра. "Do you really want to make me cry?" - вполголоса хнычет Бой Джордж из невидимых динамиков. Мы пьём фруктовый коктейль с ломтиками киви, и разговор не клеится. Я прошу отпустить меня, Костик же (а этот брюнет напротив является, несомненно, им) не выглядит простым собеседником. Он чётко даёт понять, что никогда не будет моим, и при этом он и слышать не хочет о нашем расставании. Я не нахожу слов, чтобы объяснить ему очевидное: что я больше не могу давать, ничего не получая взамен. Он же, судя по всему, считает такое положение вещей нормальным и предпочитает его не менять.

Мы покидаем кафе, мы идём вдоль витрин торгового центра. В центре, у лифта, огромные трёхмерные буквы L.O.V.E. болтаются над фонтаном, отсвечивая красной фольгой. Креативное решение дизайнеров ко дню Валентина навевает на меня тоску. Мой спутник начинает напевать джазовую песенку про четыре буквы этого слова. Я понимаю, что больше никогда, никогда, никогда не заставлю себя испытать всё это.

Мы заходим в бутики, попадающиеся нам по ходу движения, примеряем что-то и смеёмся, глядя на своё отражение в зеркале. Тоска всё крепче берёт меня за горло. Мне почти больно дышать. Костик же, как нарочно, становится всё прекраснее и прекраснее в моих несчастных глазах. Он знает об этом и жестоко этим пользуется. Он трезв и расчётлив. Я держусь отлично, но почва под ногами потеряна, восстанавливаться придётся долго. Больше я никогда не соглашусь на встречу с ним.

Каким-то чудом я могу параллельно ощущать себя и несчастным мужчиной, и этим шагающим рядом брюнетом, которого я всё ещё продолжаю ассоциировать с Костиком. Я могу быть внутри этого брюнета, быть его сутью и испытывать его ощущения. Его мысли, то есть как бы уже мои мысли, витают в тесных одеждах моих восемнадцатилетних ровесников и очень мало соприкасаются с телом идущего рядом мужчины. Но зато они соприкасаются с его внутренним миром, который почему-то для него, то есть как бы для меня, очень ценен. Я точно знаю, чего хочу от этого мужчины, и это вовсе не деньги.

Он заставляет меня чувствовать себя богом. И от этого трудно отказаться. Он даже не понимает, насколько я в этом смысле зависим от него. Не понимает, что я готов на многое, лишь бы это продолжалось. Впрочем, он и не должен ничего знать, иначе остатки моей власти над ним исчезнут навсегда.

Вновь перемещаясь в сознание мужчины, я действительно не ведаю больше об этой своей власти над брюнетом. Я ощущаю своё полное бессилие и отсутствие какой бы то ни было причины, разумно объясняющей, почему этот юнец всё ещё следует за мной. Он получил от меня всё, что мог. Я неоднократно пытался покончить с нашими странными отношениями. Тридцать и восемнадцать слишком далеки друг от друга, они дальше, чем мне бы этого хотелось.

Несколько раз мне казалось, что я избавился от наваждения, но он всякий раз возвращался в мою жизнь разными хитроумными способами, от которых я не имел ни желания, ни силы воли ускользнуть. И всякое такое возвращение отбрасывало меня на многие мили от хорошего настроения. Быть рядом и не быть с ним стало моим проклятьем. Забыть его - превратилось в моё домашнее задание. Отвечать на его звонки и сообщения стало моим пороком, преступлением против себя, ведь, кроме боли, это ничего мне не приносило.

Мы идём рядом, обречённые каждый на свою роль. Я старше, мне плохо. Он младше, ему всё равно. Мне жаль его, ведь я тоже не по калибру крут для столь хрупкого юного сознания. Мне его жаль, но ещё больше мне жаль своё разбитое сердце, и эти две нестыкующиеся боли продолжают свой безумный танец в моей груди. Но я держусь, и мы шутим и смеёмся. Мы прощаемся бессловесным крепким объятием, в котором напоминаем друг другу о том, что это просто сон. А когда я прихожу домой и, не удержавшись, открываю его страничку в социальной сети, то вижу, как его статус из "в активном поиске" меняется на "есть подруга"...

С громким вскриком я просыпаюсь и резко сажусь, обнаруживая себя на Холме, рядом с Костей...

***

Сердце колотилось, вспотевшие ладони упирались в траву, я сидел на земле и тупо вглядывался в костиков планшет. Блондин продолжал рисовать, не обращая на меня внимания.

На листочке я заметил четыре огромные трёхмерные буквы, и на их фоне - две фигуры, идущие рядом: брюнет в шляпе, беззаботно засунувший руки в карманы, и мужчина в коротком пальто, рассеянно глядящий в сторону. Триумфальная буква V болталась аккурат над шляпой юноши, создавая подобие шлема с рогами. Этот дьяволообразный парень умело играл сердцем более взрослого мужчины, в мыслях витая где-то со своими ровесниками - не то девчонками, не то парнями.

Меня передёрнуло.

- Как ты мог! - пробормотал я, внутренне содрогаясь от абсурдности собственных слов. - Мучить меня своими взглядами и при этом поставить статус "есть подруга"! - мой голос никак не мог обрести твёрдость.

Костик, наконец, соизволил посмотреть на меня, при этом его правая бровь возмущённо изогнулась:

- Дааа? Так это я сделал? А ты не думал, что эта идиотская шляпа тебе не идёт? Не пробовал хоть раз сделать мне хотя бы один фальшивый комплимент? Или я для тебя слишком стар?

Его слова сбили меня с толку, ведь во сне я и вправду был как бы сразу обоими мужчинами. Почему же по пробуждении я однозначно присваиваю себе роль старшего, перенося нашу с ним реальность в сценарий отдельно взятого сна? Но если хоть на какой-то миг я был тем безусым брюнетом в шляпе, то, выходит, именно я заставил мужчину страдать. И уж коли моим партнёром в этой игре был Костик, то именно он и есть тот мужчина. В своём сне я разбил Костику сердце. Или всё-таки он мне?

Чтобы не мучиться размышлениями, я спросил его прямо, кивнув в сторону рисунка:

- Так который из них ты?

- А ты? - сразу отреагировал на мой вопрос Костик и пренаглым образом поинтересовался: - Кого ты выбираешь?

- Ах, вот оно что! - догадался я. - Мы были любым из них!

- Мы есть любой из них, - рассеянно отозвался Костик и уточнил: - Имеем доступ к любому. Так что не парься по поводу роли. Прочувствуй каждую.

Я покачал головой и отвернулся в сторону Далей, заметив:

- Мне не нравится ни одна из них. Мне вообще этот сон не нравится.

Костик понимающе кивнул, сдул грифельные крошки с листочка и порвал его самым будничным образом. Как будто он каждый день рвал на клочки целые вселенные.

На душе как-то сразу полегчало. Даже захотелось вернуться в дом и посмотреть "Симпсонов"...

страницы [1] [2] [3] [4] [5]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики и молодые

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>