BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Учитель и ученикЧасть 1 С 1865 года, то есть почти 15 лет я являлся учителем элитного английского мужского лицея
в Йоркшире. За это время старинное здание, украшенное готическими скульптурами, бывшее
в прошлые века аббатством, а после купленное мистером Гардиннером, нашим директором, было
превосходно отремонтировано и отдано в полное его распоряжение. Лишь юноши из родовитых
состоятельных семей могли обучаться в нашем заведении. Я любил это тихое, уединённое
место, окружённое зелёными полями и лесами, любил смотреть из окна, как вдалеке
поблёскивает на солнце, будто огромное зеркало, гладь озера, что синело за холмами. А между
ними вилась дорога - единственная дорога в город. Впрочем, я почти не бывал тогда
ни в Лондоне, ни в иных крупных городах. Только изредка - чтобы купить необходимое.
И выходить за ворота мне случалось нечасто, и я не испытывал к тому большого желания. Я
не выношу городской шум, пыль и суету, светские развлечения меня совершенно не привлекают,
и так было всегда. Всё, что нужно мне, я находил там. Живописный парк, где произрастали
фруктовые деревья, где разбиты клумбы с разнообразными цветами, аккуратно подстриженные
газоны, статуи у прудов, ажурные скамейки, где сидели в часы досуга наши воспитанники -
да, здесь было поистине благостно и красиво. По вечерам, когда всё кругом окрашивалось
розовой дымкой заката, каждый день звонили колокола, созывая нас на вечернюю молитву, и мы
приходили туда помолиться о душах усопших и о своих грехах. На нашем обширном участке
земли располагалось несколько корпусов. В одном из них, самом старинном, проходили уроки,
в другом находилась столовая, в третьем - спальни воспитанников, а в четвёртом жили мы -
преподаватели заведения. Жаловаться мне было совершенно не на что, даже если я и
захотел бы. Условия жизни - как наши, так и воспитанников - были весьма хороши.
Трёхразовое сытное питание в столовой, отдельные спальни для каждого - просторные,
чистые, с камином и цветами на окнах, огромнейшая библиотека, зал для спортивных занятий -
тут было всё, что нужно для правильного и гармоничного развития юношей. Как я уже
упоминал, учиться у нас могли лишь сыновья состоятельных родителей. Все семьи, что
отправляли к нам своих сыновей, были богаты, родовиты и интеллигентны, имели высокое
положение в обществе. В нашем заведении они изучали английскую словесность и литературу,
математику и астрономию, французский язык, этикет, музыку и искусство. За годы своего
пребывания здесь я повидал сотни и сотни самых разных юношей - умных и неспособных
к учёбе, красивых и невзрачных, весёлых и печальных, энергичных и апатичных. Наше
заведение отличалось строгостью дисциплины. Неукоснительно соблюдался всегда режим дня,
воспитанники обязаны были содержать свою одежду в безупречном порядке, как и свои волосы
и комнаты. Существовало и множество запретов: на сквернословие, курение, алкоголь,
всяческие другие дерзости. Применение телесных наказаний было у нас обычным делом,
неотделимой частью методы, без которой должное воспитание считалось невозможным.
Посему - розги всегда были наготове. Да и как иначе можно призвать к прилежанию и
порядку непослушного юнца? Хотя ученики опасались, страшились наказаний, тем не менее
розга работала весьма часто. Родители юношей поощряли такие меры. К нам часто
приходили письма из семей, в которых родители спрашивали: как учится наш сын? Мы
всегда честно отвечали на эти вопросы и подробно описывали состояние учебных дел
сыновей. И в посланиях, полученных в ответ, нам писали: "Порите его нещадно, дабы
изгнать прочь леность". Среди воспитанников встречались юноши, с которыми иначе
было и не совладать, и потому мы наказывали их. Все наказывали - и я наказывал,
не сомневаясь в истинной справедливости этого действия, и я не жалел провинившихся.
Они боялись наказаний. Однако, несмотря на это, избегать его им не удавалось.
Впрочем, были среди них и такие, кого не секли ни разу. Таких было немало.
Тот, кто не нарушал дисциплину, был вежлив, старателен в учёбе и аккуратен, не знал
прикосновений розги. Те же, кто имел дерзость перечить учителям, выказывать к ним
неуважение, лениться, плохо выполнять задания, приводились к директору, и там решался
вопрос о назначении того или иного количества ударов. У нас практиковалось два вида
наказаний: закрытое и публичное. Публичного боялись здесь особенно. Конечно же! Ведь это
невероятный стыд - быть высеченным при всех! На глазах у всей школы лежать с обнажёнными
ягодицами и принимать удары. Публично секли здесь за особенно тяжкие провинности,
в особенности дисциплинарные. За плохую учёбу же пороли в специальной комнате для наказаний.
Это, разумеется, считалось менее позорным. 18-летний Джейкоп Линтон, один из воспитанников, был
тихим и неприметным юношей. Он никак не выделялся среди своих сверстников. Кажется, родом
он был из Ливерпуля, из уважаемой состоятельной семьи. Я знал о нём немногое, разве только
то, что мать его давно скончалась, а отец женился снова на молодой дочери лондонского
промышленника, и та родила ему ещё двоих сыновей. Джейкоп вёл себя всегда тихо и
скромно. Он не был общителен, напротив, в часы досуга предпочитал уединение играм
со сверстниками. Это был грустный замкнутый паренёк, и даже голос его можно было слышать
очень редко. А когда он говорил, то говорил очень тихо, будто шелестели листики на дереве.
Учился он не слишком хорошо, отметки его едва-едва были удовлетворительными. Юноша
много мечтал, на уроках математики или французского часто отвлекался, уходил в себя,
не слушая объяснений, думая о чём-то своём. Хорошо, если хотя бы половину из всего
сказанного он усваивал. Мы не могли понять, способен ли он к учению, или же причина столь
тусклых успехов кроется в неспособности запоминать. Часы, отведённые воспитанникам
для личных дел, Джейкоп посвящал рисованию. В тёплое время года он проводил часы в саду
перед мольбертом, зимой же запирался у себя в комнате и сидел у окна, глядя на то, как
снежные хлопья медленно падают с неба и укрывают деревья. Иногда я видел его бледное личико
в окне второго этажа, проходя мимо спального корпуса. Он рисовал, рисовал... Правда,
картины свои он никому не любил показывать. Ни я, ни другие учителя, ни друзья Джейкопа их
не видели. Впрочем, у него и не было друзей. Сверстники считали его странноватым, даже
насмехались над Джейкопом. Некоторые и вовсе считали его душевно нездоровым. Мне же было
очевидно, что это вовсе не так. Просто мечтательный, задумчивый человек - такие характеры
иногда встречаются на свете. Я поначалу не замечал его, совершенно никак не выделяя среди
других воспитанников, и потому не смогу точно ответить, когда это произошло, но он меня
заинтересовал. Я не мог даже осмыслить поначалу, какого рода этот интерес. Но я стал иногда
думать о Джейкопе. Хотелось узнать получше: каков он, о чём думает, мечтает, что он рисует
на тех листах бумаги, которые так тщательно прячет в ящик комода и закрывает на ключик?
Мне хотелось разгадать этот замкнутый, нелюдимый характер, понять эту особую душу. Я
не сомневался в том, что это должна была быть чистая, благородная душа. У юноши были добрые
грустные глаза, очень большие и глубокие, светло-голубые, как горные озёра в ненастную погоду.
Вообще, Джейкоп был красив, хоть я заметил это и не сразу. Не сразу - в силу его чересчур
скромного поведения. К тому же красота его не была вызывающей, не такой, какая бросается
в глаза, а неброской и кроткой. Он был будто василёк среди колосьев ржи; его не заприметишь
сразу, но ежели присмотришься - увидишь его кроткую прелесть. Впервые я увидел его, когда
он поступил в наш лицей. За это время он, пожалуй, не так уж
сильно переменился, разве что стал выше ростом, вытянулся, словно тонкий стебелёк. Он был
неактивен и не прилежен в учении, но послушен, вежлив и до примерности аккуратен, потому
участь быть наказанным розгами до поры до времени обходила его стороной. Тем не менее, если
ему доводилось присутствовать на публичных расправах, Джейкоп всегда с ужасом смотрел на то,
как секут провинившегося воспитанника, бледнел, закрывал лицо руками, слыша крики наказуемого.
Он словно бы чувствовал, что однажды подобное испытание может выпасть и ему. Так и случилось
в один из зимних дней незадолго до рождества. Утром, когда подошло время начинать первый
урок, Джейкопа не оказалось в классе. Как выяснилось, он не поднимался в столовую, не умывался
в купальне вместе со всеми. Где же он находится? Мы разыскали ученика быстро. Он был в своей
спальне, лежал на кровати и спал крепким, здоровым сном. Когда его разбудили, войдя к нему
с канделябрами ярко пылающих свечей, он некоторое время словно бы не понимал, чего от него
хотят. В моргающих сонных глазах застыло выражение невинной растерянности, только спустя
минуту сменившееся на более осмысленное. Вскоре он уже стоял, наскоро умытый, причёсанный
и одетый перед директором лицея. - Ну что же, воспитанник Линтон, как объясните вы
допущенную вами дерзость? Проспать урок! В нашем благопристойном заведении подобное
немыслимо! Джейкоп потупил взор, он глядел себе под ноги, но всё же ответил - робко, едва
слышно: - Простите, мистер Гардиннер, я сознаю свою вину, это произошло случайно. Я долго
не мог заснуть, уснул только под утро и не проснулся в семь часов, как полагается.
Мистер Гардиннер не имел обыкновения громко ругать воспитанников, повышать на них голос.
Он говорил всегда холодным, размеренным тоном, впивался своими глазами в провинившегося,
и от этого кровь стыла в жилах даже у самых храбрых учеников. Неприятные, страшные глаза,
будто у лесной гадюки, на толстом, одутловатом лице... Никто не подавал виду, но все его
ненавидели, и я это знал. Хотя управлял он заведением вполне справедливо, был скрупулёзен
в исполнении своих обязанностей, никто не видел его добродушным или весёлым, со всеми он
был холоден, суров и строг. И вот несчастный Джейкоп очутился перед его лицом.
страницы [1] [2] [3] . . . [5]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Мужики и молодые, Заграничный секс
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|