Горячая гей библиотека

Мазок Рафаэля

Часть 1

На "худграф" Валерка (а теперь один из лидеров регионального общественно-политического движения "Обновленное Отечество" Валерий Игоревич Чепурных) поступил после школы и сразу же окунулся в совершенно незнакомый мир. На тридцать с чем-то человек в их группе оказалось только семеро юношей - Рудик, Славка, Витёк, Володя, Рафаэль и Рахматулла. Местными были только он и интеллигентный Рудик, единственный носивший тогда настоящие, жутко дефицитные джинсы. Его мать заведовала детским садиком, а отец руководил каким-то производством. Очки из семерых не носили только Валерка и Витёк, оба из деревни. Витёк был побойчее, но и неотёсаннее. Субтильный киевлянин Володя даже с непомерными диоптриями не узнавал человека с трёх метров, хотя умудрялся надевать окуляры лишь на занятиях, Рудик всегда ходил в очочках отличника, Славка пользовался оптикой изредка, как и Рафаэль с Рахматуллой, два кузена из Самары. Процентов семьдесят их девушек с очками не расставались - типичные будущие педагогини! Общались все умно, сложносочинёнными предложениями с множеством вводных слов: "однако", "безусловно", "в какой-то мере" и т.д. Валерка этим языком не владел, хотя вступительный кирпич нарисовал на "четвёрку", а сочинение или диктант, уже не вспомнить что, написал на "отлично". С этим у него всегда было в порядке.

И в эту ботаническую среду он попал. Весь год он ловил кайф, форсированно поднимая свой культурный уровень и овладевая сложной техникой графики и акварели. Он узнал слова "мольберт" и "этюдник", "пастель" и "сангина", "гризайль" и "пленэр"... Научился без дикой оглядки проходить сквозь строй античных скульптур из гипса с отломанными пенисами (целомудрие элитного пансиона), подглядывать за компанию, как на творческих занятиях старшекурсники работают с обнажённой натурой (молодняк покуда ограничивался натюрмортами и пейзажами) и мог бесконечно находиться в галерее дипломных работ - настоящем музее изящных искусств, устроенном в коридорах их отделения, состоящего из трёх просторных этажей с видами на крыши городской окраины, выходящей к реке... И прямо-таки напитывался прекрасным, ибо нигде кроме краеведческого музея настоящей живописи доселе не видел.

Уже тогда ему казалось непонятным, почему эти работы не выносятся за пределы училища и их никто, кроме своих, не видит? Клубов, домов и дворцов культуры в их газонефтяном заповеднике хватало, разместить выставку нашлось бы где. Зато недостаток общения горожан с высоким искусством вполне компенсировался высокохудожественной наглядной агитацией и шедеврами городского оформления садов, скверов и многочисленных административных зданий. Многие выпускники "худграфа" вовсе не спешили на поприще малобюджетной педагогики, чтоб учить учеников рисовать яблоки и вычерчивать поршни и цилиндры, а быстренько устраивались художниками-оформителями в богатые конторы на солидный оклад. Ради этой перспективы мужская часть Валеркиной группы исправно посещала занятия по профильным дисциплинам: "рисунок", "живопись" и "композиция".

Его прельщала живопись сама по себе, о будущих стендах и планшетах, лозунгах и панно для актовых залов и ДК он даже не задумывался. Всё это ему сильно пригодилось лишь в армии, но он ещё успел научиться варить борщ по-флотски и жарить котлеты, так что имел к той поре две очень уважаемые специальности. На службу призывник Валерий Чепурных уходил с лёгким сердцем, не боясь ни свирепых "дедов", ни суровых командиров, ни сложных климатических условий. Но "худграф" подарил ему атмосферу творчества и круг единомышленников, которые нигде больше в родных пенатах он бы не нашёл. Он оторвал Валерку от полубандитской улицы и на какое-то время вознёс над землей; после этого Валерка и на мир смотрел уже иначе, и себе узнал цену.

Основным занятием Рафаэля на занятиях была демонстрация Валерке своего внушительного члена. Он доставал его из расклешённых синих брюк и мог играть с ним все время урока. И делал он это безо всякого зазрения совести, полагая сей эксгибиционизм нормой для будущего преподавателя черчения и рисования в средней школе. Толстоляшему самарскому татарину было излишне дрочить себя, и без того размеры впечатляли. Пардон за каламбур, но вопрос об эрекции даже не стоял. Однако дальше роли свидетеля этих причудливых забав своего соседа Валерка не шёл. Он был ещё достаточно девствен и застенчив.

Самое смешное, что Валерке эта небезопасная игра его товарища не казалась такой уж несусветной дикостью. В первый раз он поласкал себя в восьмом классе - его научил дружок; Валерка тогда остался один дома, и его дебютный залп с кровати залил диск радиолы "Сириус" у противоположной стены. Смесь полученных Валеркой при этом ощущений не поддаётся описанию: от невероятного блаженства до дикого ужаса за испорченную радиоаппаратуру, которую он бросился спасать прямо в спущенных штанах, потому что вот-вот должна была прийти с работы мать. Кроме проигрывателя у них ничего ценного в доме не было, не считая утюга, электроплитки и радио за пять рублей. Наученный горьким опытом, впоследствии он онанировал только в туалете, бане или на задворках, слившись в сумерках со стеной сарая, о стены которого терлась корова Зорька. Но пропадал часто и подолгу - очень это ему нравилось. Примерно в это же время он начал курить (сигареты "Дымок") и прекрасно совмещал оба преступных занятия, ловя двойной кайф: от риска и физического удовольствия.

Рафаэль, видимо, переживал тот же период самопознания. Он не курил, но забавлялся своим стволом в тугой оплётке вен, эластичным и толстым, как будто в первый раз, а попутно посвящал Валерку в нравы их комнаты в общаге, где жили он, его двоюродный брат Рахматулла и, кажется, Славка. Троица прогрессивных художников в уединении практиковала нудизм. То есть в свободное от учёбы время они расхаживали по комнате в чём мать родила, и не от случая к случаю, а всегда. Так в океане застоя формировались островки свободы, в авангарде которой пребывала интеллигенция в лице учащейся молодёжи. Другие, может, тоже пребывали, но будущие художники вкладывали в эту идею эстетический смысл. На них, безусловно, влияла античная культура - мощно и неодолимо. Опасный возраст в опасном месте. Возможно, они изучали натуру и даже тренировали себя в качестве "моделей".

Одно знал Валерка точно: издержки этой практики почему-то хранились в стеклянной банке под кроватью. Вероятно, для косметических или каких-то иных нужд. Не думалось, что его сверстники далеко продвинулись в этом вопросе - без определённого навыка и довольно специфических познаний в теории им бы едва ли понравились более смелые эксперименты в постижении собственной плоти. Дилетантам в одиночку не справиться, но атмосфера богемы и юношеское обаяние сделали свое дело.

Эротический момент вообще сопутствует юношеским компаниям, а эстетика самого учебного заведения лишь придавала плотским утехам Валеркиных товарищей особую изюминку. Узнав про это их времяпрепровождение, Валерка, понятное дело, заскучал в своём сиротском одиночестве в компании коровы Зорьки. Он с большим опозданием пожалел, что не влился тогда на равных в это тайное сообщество голых сокурсников. То есть влился (о чём позже), но не до конца. В ту пору у него, как назло, уже была подруга - из училища он спешил к ней, а спустя короткое время и вовсе был отчислен и, увы, расстался с той богемой навсегда.

страницы [1] [2] [3]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Азия и Кавказ, Студенты, Служебный роман

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>