Горячая гей библиотека

Вор

Часть 2 (последняя)

На кровати, закрывшись одеялом по самые глаза, сидели двое. Две кудрявые головки, две пары испуганных глаз - карие и синие - смотрели, не мигая, тревожно и испуганно. Синие Маттео узнал сразу: они того парнишки с глазами и улыбкой, как у него самого - внука Андреа. А карие чьи? Сначала густые сросшиеся брови старика взметнулись вверх, потом паутинки из морщинок вокруг синих глаз стали глубже и чётче - это Маттео прищурился и с любопытством вглядывается в карие глаза незнакомого парнишки. Где-то он уже видел совсем рядом эти жгучие глаза...

Днём Андреа успел столкнуться с дедом, и встреча получилась не очень хорошей. Любопытный парнишка, жадный до всего прекрасного, рассматривал картины и статуэтки за стёклами шкафов-витрин в кабинете Маттео. Его внимание привлекло старинное бюро красного дерева. Андреа просто погладил руками замысловатый цветочный узор, вырезанный на верхней планке, как вдруг сработал секретный механизм, деревянная панель посередине, отошла в сторону и ящик, скрытый где-то глубоко в недрах бюро выдвинулся наружу. Во вместительном ящике стояла только маленькая шкатулка. У паренька глаза разгорелись от любопытства, он не удержался и открыл её.

В шкатулке хранились старые чёрно-белые фотографии. На снимках - загорелые, совсем ещё юные парни на фоне моря весело смеются, бегают по пляжу, плещутся в воде, обнажая в улыбках белоснежные зубы. Потом они же играют на гитарах, зажигательно танцуют на какой-то вечеринке и обнимаются в танце, дурачатся и строят рожицы за накрытым столом. На последних фотографиях они в постели и полностью обнажены: целуются, обнимаются, лежат в разных позах. Молодые, красивые и счастливые, и кажется один из них - это его дед Маттео.

- Андреа! Что ты здесь делаешь? Роешься в чужих вещах?

Андреа узнает этот голос из тысячи. Раньше, когда он был совсем ещё маленьким, так боялся деда, что ссался от одного только этого голоса. Парнишка вздрогнул от неожиданности и выронил фотографии. Они разлетелись во все стороны - открытые, наглые и бесстыжие.

- Простите, я сейчас всё соберу, - паренёк поспешно кинулся подбирать с пола фотографии.

- Как ты нашёл их?

- Простите, я не хотел. Они сами нашли меня, я просто погладил резные головки деревянных цветов...

Голос у деда сильный, строгий и пробирает насквозь, аж до мурашек:

- А ну-ка, живо опустите одеяло.

Оба разом отпустили одеяло. Оно упало, открывая их лица и голые торсы - гладкие, загорелые, совсем как на старых черно-белых фото самого Маттео. Парни раскраснелись, видно, готовы были сквозь землю провалиться со стыда. Дед подвинулся ещё ближе и присел на краешек кровати.

- Ну, этот наш, я его сразу признал. А это кто тут у нас попался? - он приподнял лицо незнакомого парнишки за подбородок. Вглядевшись, дед онемел. Видно было, что он растерян. Наконец губы сеньора Мориарти дрогнули:

- Ты сын садовника Микеле?

- Нет, сеньор, я...

- Как это нет? Что значит нет?! - нетерпеливо перебил старик. - Не смей мне лгать! Я пока ещё не ослеп и лучше всех знаю, как выглядел Микеле в молодости, ты же один в один - он!

Лучиано, словно высокий рыхлый пион, - хоть и вымахал ростом с деда, на самом деле был совсем ещё пацан - робкий и застенчивый. Ему ли не бояться гнева старого сеньора? Парнишка покраснел до кончиков ушей, пухлые губы задрожали, изогнулись, видно было, что ещё совсем немного, и он расплачется.

- Сеньор, я внук садовника Микеле, - сказал паренёк чуть слышно.

- Ах, да, точно! Что это я, старый дурак, всё перепутал. Ты никак не можешь быть его сыном, тот давно уже взрослый, а ты, конечно, внук, как же иначе, - улыбнулся старик, а потом, потрепав парнишку по волосам, добавил ласково, чуть ли не по слогам. - Маленький Микелетто.

Тут Томмазо, стоявший в дверном проёме, присвистнул от изумления и возмущения:

- Вот вам и ночной сторож собственной персоной! Видали, какие фортеля выписывает сторож, лазая по окнам не хуже заправского вора!? А я давно приметил паршивца, но никак не мог изловить. Да разрази меня гром, если я лгу, точно вам говорю: они уже давно так извращаются, мерзавцы!

Сеньор Мориарти оглянулся на голос и увидел множество голов любопытных домочадцев. Они очистили помещение сразу, как только старик вошёл в комнатушку, и теперь всем скопом выглядывали из дверного проёма, вытягивая шеи словно голодные птенцы.

- Вашу мать, вы всё ещё здесь?! Что вылупились, как из гнезда? Голых пацанов никогда не видели? Вам, сеньоры, каждый раз необходимо напоминать о хороших манерах? Видно, мало я вас в прошлом порол, особенно тебя, Томмазо. Тебе персонально могу прямо сейчас добавить. А ну, пошли все вон отсюда!

Последние слова старик гаркнул так громко, что стены задрожали, поэтому не успел он их закончить, как все дружно разбежались по своим комнатам, первым юркнул в свою спальню толстяк Томмазо.

Следующее утро выдалось солнечным и тёплым. Ласковый ветерок доносил тонкие ароматы цветущих роз и лилий. Вся большая семья собралась на террасе, расположенной над колоннами главного входа. Главная терраса замка была больше похожа на небольшую округлую площадь, со всех сторон окружённую кадками, засаженными деревьями и цветами, с длинным столом посередине. Домочадцы вышли пить кофе, как ни в чём не бывало. Во главе стола, как всегда, сидел сеньор Мориарти. Парнишек он усадил рядом с собой и так строго посмотрел на остальных домочадцев, что те за весь завтрак не вымолвили ни слова, открывая рот только чтобы затолкать туда печенье или откусить кусочек бутерброда. Эта совместная трапеза за общим столом прошла тихо и мирно.

Вечером во время ужина за тем же длинным столом на семейном совете стоял шум и гам. Обсуждали судьбу Андреа, который, вопреки воле старших, решил стать художником. Такой выбор никто не одобрял, а настойчивость парнишки только возмущала остальных. Слово брали по старшинству, и каждому выступающему вторила вся большая семья, подпевая, как никогда дружно, в один голос. Они явно отыгрывались на Андреа, за ночное происшествие, поэтому ненависть и злоба так и сквозили в каждом выступлении. Андреа сидел в конце стола, низко опустив голову.

- Все высказались? - сказал наконец, поднимаясь во весь рост, сеньор Мориарти - Как я понял, большинство против того, чтобы Андреа учился на художника. Есть кто "за" или "воздержался"? Поднимите руки. Нету. Теперь скажу я. Мой внук Андреа Мориарти поедет учиться в самую лучшую художественную академию в мире. Где это я даже не представляю, он сам выберет - Рим, Париж, Лондон или ещё где-то. Я оплачу его обучение и содержание.

Голоса за столом стихли, все застыли в недоумении и непонимании. В полной тишине сеньор Мориарти продолжил:

- Вместе с ним на учёбу поедет и Лучиано - внук садовника Микеле. О чём он мечтает, я не знаю, но его дед всегда хотел стать известным фотографом. Когда-то, очень давно я помешал ему и не отпустил учиться, так и остался Микеле при мне... садовником. Он всегда был ценителем прекрасного, а я украл у него мечту, можно сказать, загубил талант. Пришла пора исправлять ошибки, и будь я проклят, если не сделаю этого: я оплачу обучение и содержание внука Микеле там, где он пожелает.

Старик замолчал. Он обвёл взглядом детей и внуков - примолкших, сидящих смирно, словно ученики на уроке. Его синие глаза остановились на Андреа и лукаво засветились:

- У тебя хороший вкус, мой дорогой. Наверное, Микелетто такой же славный, как и его дед - талантливый, тонкий, чувственный, страстный и всё такое. Может, у кого-то есть вопросы? Видимо, вопросов нет.

Томмазо громко икнул от изумления и прикрыл рот рукой. Сеньор Мориарти грозно посмотрел на него и добавил:

- А если кто-то недоволен, может сразу освободить место за столом и комнату заодно, ну, а из завещания я его сам вычеркну. И ещё. Если кто-то осмелится трепать своим длинным языком, как баба на рыночной площади, направо и налево о ночном происшествии или о чём-то подобном, я вот этими самыми руками укорочу ему длинный язык. Вы меня знаете, я смогу.

Сеньор Мориарти выставил вперёд свои большие ладони и для убедительности потряс ими в воздухе. Жена Томмазо вздрогнула, поперхнулась вином и уронила рюмку на пол, та разбилась, разлетевшись на множество мелких осколков. В повисшей тишине вдруг захныкал малыш. Сеньор Мориарти вышел из-за стола, взял на руки маленького правнука и стал успокаивать его, смешно сюсюкая и причмокивая губами:

- У-тю-тю, у-тю- тю. Что это за люди такие? Напугали малыша Луиджи. Ни днём ни ночью от них нет покоя. Орут, шумят, спорят, руками размахивают. Пиздят, в общем. Не могут вести себя прилично. Это моя вина, малыш, видно, мало я их когда-то давно порол. Знаешь, Луиджи, садовник Микеле - единственный близкий мне человек, и я всю свою жизнь по-настоящему любил только его, но скрывал это. Пока был молодой, боялся отца и тестя, а потом опасался навредить бизнесу. Так и прожил богом отпущенное время, словно вор, - прячась и остерегаясь. Не понимал, что счастье возможно только, когда живёшь так, как хочешь сам, а не так как нужно. Томмазо, ты слышишь? Я тоже сплю с мужчиной! Тебе что-то не нравится, Томмазо? Если не нравится, ты только скажи, и я живо избавлю тебя от своего вульгарного общества! Ты ведь порядочный человек, Томмазо, поэтому у тебя при живой жене никогда не бывает больше двух любовниц одновременно. Прости, Клаудиа, что говорю это при всех, но твой муж сам напросился... Андреа, мой дорогой, отныне я твой должник. Я словно себя увидел в юности, и благодаря вам наконец решился выйти из тени.

Старик начал разговаривать с младенцем, но на самом деле все поняли, что выступление на самом деле предназначалось им. Пока члены семьи пережёвывали шокирующие новости и приходили в себя, Маттео завершил свой эффектный выход:

- Всё, разговор окончен. Что с лицами? Подберите челюсти, закройте рты, нечего тут изумляться или распускать нюни. Да что, блядь, у вас у всех за проблема? Приберегите скорбь для похорон, а я пока ещё жив. Знаешь, Луиджи, лучше один день прожить львом, чем сто лет овцой.

Маттео ещё раз окинул взором явно растерянные, недоуменные лица и добавил:

- Давайте, давайте, расходитесь быстрее, если поели, а мы с Луиджи и Андреа пойдём проведаем садовника Микеле, он должен поскорее узнать, что мы наконец вышли из тени.

Сидящие за столом молча переглянулись. До этого момента никто даже не догадывался о предпочтениях старика и его любви к садовнику. Возмущаться или перечить никто не решился. Маттео умел держать всю эту крикливую свору на коротком поводке. Как? Всё гениальное просто, поэтому он просто при каждом удобном случае грозился вычеркнуть из завещания каждого, кем был недоволен.

Геи часто вынуждены воровать любовь. Наученные горьким опытом непонимания и ненависти, они, словно воры, стараются избегать лишних глаз, скрывают свои мысли и чувства. Но однажды каждый достигает точки невозврата и выходит из тени, потому что жизнь теряет смысл, когда всё время живёшь и любишь вопреки.

страницы [1] [2]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Заграничный секс, Любовь и романтика, 18-19-летние

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>