BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Ваня и Ростик (глава 3, последняя)Часть 5 "Ебать таких надо!" - с этими словами молодой гражданин, то
есть самый старший из трех умственно вечных тинэйджеров, уже успевший посетить с
первым и даже вполне официальным визитом места не столь отдалённые, мертвой
хваткой вцепился в пацанскую чёлку, и сделал он это так удачно, что у
пацана из глаз едва не брызнули слёзы. - Толян, крути ему руки! Ведём в
кусты..." Надо ли говорить, что Толян, еще не совсем понимающий, какое
захватывающее приключение сейчас будет разворачивать в самом что ни на есть
реале, с послушной готовностью и даже собственным своим азартом тут же
вывернул-заломил парнишке руки! Так вдвоем - и пока всего лишь при визуальном
соучастии третьего - полусогнутого парнишку без труда ввели в ближайшие кусты,
- все произошло, можно сказать, без каких-либо отягощающих рефлексий и
разных-прочих малосвойственных настоящим парням прибамбасов. Продолжая едва ли
не скальпировать паренька, старший недоросль, уже возбуждённо и даже
сосредоточенно сопя, без труда опустил его вниз - и паренёк, у которого, к
тому же, были по-прежнему заломлены назад руки, оказался на коленях... Ну, а
дальше, мой читатель, случилось то, что и должно было случиться, когда ты
миловиден и юн и когда на пути твоей безнадзорности вдруг встречаются настоящие
мачо-гомофобы... Сначала парнишке давали в рот - сладко и торопливо вафлили
его... по очереди... все трое... С торчащими залупившимися концами три настоящих
парня с пыльной городской окраины, возбужденно сопя, кружили вокруг стоящего на
ветру своей безнадзорности миловидного парнишки и, то и дело поднося к его
губам стволы своего оснащения, вынуждали снова и снова сосать, каждый раз
пытаясь впихнуть-всунуть как можно глубже... А потом паренька, слабо
сопротивляющегося по причине внезапно снизошедшей на него смертельной усталости,
без особого труда втроём опрокинули на землю, повалили-завалили на спину и,
задирая ему ноги и одновременно сдирая с него брюки и вместе с ними трусы, в
один момент оголили, обнажили для собственного извращенного сладострастия белый
пацанский зад... Понятно, что первым был тот, который уже топтал зону, -
слепая, тупо вонзившаяся боль разодрала миловидному парнишке анус, огнём
обожгла-опалила промежность, но в ответ он смог лишь мучительно и безысходно
промычать, ибо в это самое время один из бобиков, стоя на коленях с
полуспущенными штанами и торчащим членом, вдавленной в лицо ладонью запечатывал
парнишке рот... Потом, когда зону топтавший кончил и, глядя вдруг опустевшими
глазами, отвалил в сторону, миловидного парнишку сноровисто и как-то
перевозбуждённо быстро изнасиловал Толик... Потом, сопя и пыхтя, от того же
самого перенапряжения никак не кончая, парнишку мучительно долго насиловал тот,
который до этого держал-зажимал рот... А потом они, три бойца невидимого фронта
и вместе с тем непоколебимо пламенные борцы на фронте видимом, тихо
пересмеиваясь, смотрели, как парнишка встал с земли, как дрожащими руками
натянул вместе с трусами брюки, как безучастно выпрямился, почти равнодушными
глазами глядя на своих мучителей... "Вот так, птенчик! - удовлетворённо
и уже без прежней упругости в голосе подытожил тот, который отсутствовал дома
полтора года. - Ебали вас, пидаров, ебём и ебать будем! Пока вас, бля, всех не
уничтожим! Так своим и передай! Правильно, парни, я говорю?"
"Гы-гы!" - они, эти самые парни, уходили, и до парнишки,
стоящего на ветру своей судьбы, всё глуше и неразличимее доносились их
затихающие голоса: "Ну, ты, Генчик, ему и засадил! Я думал, он мне
ладонь прокусит..." - "А Толян, бля, Толян! Тот уже давится, а
Толян ему хуй вгоняет всё глубже..." - "Пацаны, а
я..." - "Правильно! Так и только так с этими пидарами
надо..." Вот такая история... да, чуть не забыл!
Незадолго до этого в иных городах и в городе N в том числе прошли-состоялись
выступления униженных и оскорблённых засильем голубого цвета в палитре жизни. До
иных городов нам дела нет, а в нашем сказочном городе - в городе N - наиболее
деятельные и неравнодушные граждане, и особенно и даже прежде всего те, кому
посчастливилось жить-и-плодиться на вечно пыльных городских окраинах,
поднадзорно сбившись в приличных размеров стаю, преднамеренно, управляемо и
громогласно пару часов клеймили содомитов, извращенцев и прочую нечестивую
публику, мешающую им чувствовать своё душевное равновесие. О, мой читатель, кого
там только не было, на том целомудренном мероприятии! Прыщавые однозначные юноши
в пору своих подростковых комплексов, благочестивые девственные старцы с
непроходимо святыми ликами, придурковатого вида старушки - штатные божьи
одуванчики... ну и, конечно, всякие любопытные, которые, как мухи на мёд, всегда
слетаются по подобные мероприятия с целью духовного времяпрепровождения... и
вот: все они, слившись в экстазе платного и бесплатного негодования, невинно
ангельскими голосами ревели-скандировали: "смерть содомитам!";
ну, и прочие, не менее толерантные и даже высоконравственные лозунги...
В принципе, мой читатель, об этом весеннем обострении инстинкта самовыражения я и
вовсе не стал бы упоминать в нашей сказке о братьях Ване и Ростике, поскольку за
последние годы на городской площадке и в ящике телевизора мы видели-перевидели
самых что ни на есть разнообразных клоунов и ряженых, но вот к чему я об этом
упомянул: на том целомудренном и не таком уж стихийном шабаше в первых рядах
наиболее пламенных бойцов-патриотов нашего города маячил как раз таки этот самый
недоросль, который за мелкий разбой был вынужден и даже принуждён отлучаться на
полтора года от родного дома, и даже негодовал он не менее искренно, чем прочие
святые люди... гвозди бы делать из этих людей! Так вот: вся эта не очень весёлая
и даже преступная история... то есть, мой читатель, ночная история - в кустах, а
не дневная - на площади, случилась-произошла не где-нибудь, а в нашем сказочно
многогранном городе N, но не это вовсе и даже совсем не это главное, - вспомнил
я её, эту не ставшую повсеместно известной широкой общественности историю,
исключительно потому... ты, надеюсь, помнишь, читатель, как маленький Ростик
обжал-обхватил жаркими влажными губами полголовки Ваниного петушка, нижней губой
при этом как бы невольно и даже непреднамеренно пощекотав уздечку? Так вот: от
всей этой безоглядной и, не побоимся этого сказать, безответственной
устремленности юного Ростика к новым радостным ощущениям во всём теле Вани
и даже немного в Ваниной душе вдруг возникло мгновенное желание грубо... да,
совершенно грубо и неопровержимо напористо двинуть своим петухом юному
Ростику в рот со всей что ни на есть молодой силой, с этой самой молодой силой
вогнать его, то есть петушка, до самого кустистого обрамления и, обхватив
ладонями стриженую голову Ростика, тут же начать посредством
целенаправленных движений с упоительной бесконтрольностью первобытного
недоросля-тинэйджера с вечно пыльной городской окраины засаживать юному
Ростику, как говорят в таких случаях люди сведущие, по самые помидоры... или -
насаживать со всей силой округлившийся рот юного Ростика
на себя - на вздыбленного петуха, что, в глубоком принципе, одно и то же...
Словом, вот такие, тёмные и вполне примитивные, чувства
возникли на какой-то смутный миг в Ванином теле и даже - частично - в его
душе... и я вдруг подумал, мой читатель: а что бы стал делать
Ваня, окажись он в ту летнюю ночь там, в кустах - в компании
трёх молодых соотечественников экземпляром четвёртым? Держал бы руки? Суетливо,
нетерпеливо помогал бы стягивать-сдёргивать с миловидного парнишки штаны? Сопя
и пыхтя, возбужденно и, подобно своим друганам-гомофобам, не совсем
интеллектуально гыкая-ухмыляясь, засаживал бы своего всегда готового и даже
беспринципного петуха по самые эти самые? Или, может, у Вани, студента первого
курса технического колледжа, хватило бы душевной зрелости и по-настоящему
мужского самопонимания воспротивиться происходящему и даже... даже - встать на
защиту этого случайно оказавшегося на ветру всеобщей и частной судьбы
миловидного пацана в пору своей только-только обозначившейся и потому ещё
безответно хрупкой юности... Я, если честно, не знаю, как поступил бы Ваня: я
недостаточно хорошо знаю Ваню... но мне, мой читатель, тот Ваня, которого я
знаю, студент первого курса технического колледжа, чем-то нравится, и потому...
потому - мне искренне хочется верить, что Ваня, даже если б он жил на пыльной
городской окраине, где социум порождает сознание и откуда вечно праведные люди
постоянно рекрутируют комплексующую недоросль в ряды понятно какие, он бы всё
равно... да, всё равно бы он, то есть Ваня, студент первого курса технического
колледжа, не уподобился бы тем бесконечно мужественным и полноценно настоящим
парням, которые днём с пеной у рта едва ли не с упоением клеймят
"содомитов" и прочую "нечисть", а по ночам в
качестве увлекательного приключения сомнительно девственную дневную теорию
преобразуют в не лишенную некоторой пыльной приятности практику...
Во всяком случае - и я должен это со всей беззастенчивой
определённостью констатировать - у Вани хватило ума и даже душевного интеллекта
предоставить юному, но мудрому в силу своей бесконечной и даже бескрайней
любознательности Ростику самому решать, что делать, когда делать, и главное...
да, это самое главное - как делать. И юный Ростик, какое-то время в
состоянии изучающего ознакомления подержав свои губы на полпути, двинул губы
дальше - познающий Ростик, сильно округляя губы, вобрал в рот сочную
головку Ваниного петушка полностью, то есть всю, и - губы Ростика
жарко сомкнулись... Бедный Ваня! Затаив дыхание, глядя на всё это неизъяснимое
блаженство сверху вниз, голый Ваня стоял в серебристом лунном свете, бесплатно
льющимся в комнату из звёздной безграничности, и даже не шевелился, осознавая
всю бесконечную сладость этого безгранично древнего и вечно юного сказочного
действа, - держа пальцами одной руки Ваниного петушка как раз посередине, а
ладонью руки другой обхватив и даже неопровержимо удерживая голого Ваню за
бедро, словно боясь, что Ваня, стоящий на ветру своего наслаждения, вдруг
исчезнет-испарится, юный Ростик осторожно пошевелил губами, и в то же время
Ваня ощутил-почувствовал, как язык Ростика совершенно непроизвольно скользнул по
уздечке... но - держа головку Ваниного петушка во рту, Ростик снова
замер. - Росточка, губами... губами подвигай! Головой... -
не выдержал Ваня этого изощрённо неторопливого и даже необъяснимого для него,
для Вани, промедления. Непроизвольно желая помочь Ростику, Ваня всё ж таки
двинул своим петушком по рту юного Ростика... но разве мог малоопытный и
даже совсем неопытный Ваня, студент первого курса технического колледжа,
рассчитать свой блицкриг с точностью до сантиметра! Ростик тут же
протестующе замычал, не выпуская, впрочем, петушка изо рта, но вместе с тем
выталкивая его, слишком нетерпеливого, упругим языком назад, и Ваня тут же
забрал свои слова обратно. Юный Ростик, между тем, то
ли Ванины слова услышал, осознал и, не медля, взял их на вооружение, то ли
руководствуясь неким слепым и потому совершенно непроизвольным инстинктом,
осторожно, то есть совсем не так разухабисто и прытко, как это бывает в реальной
жизни, задвигал стриженой головой, отчего его губы заскользили без особого
размаха по сдвинутой крайней плоти Ваниного петушка... и снова Ваня
почувствовал, как от невидимой, но вполне осязаемой сладости конвульсивно
сжалась и без того непорочно сжатая дырочка его ануса... руки Ванины, до этого
бесхозно и как бы ненужно висевшие вдоль тела, непроизвольно приподнялись - и
Ваня горячими ладонями несильно сжал плечи любознательного Ростика, с
невинным сопением сидящего перед ним, перед Ваней, на краю постели... в тот же
миг одна рука, наиболее инициативная, скользнув по плечу и даже по шее,
раскрытой ладонью оказалась у Ростика, без какой-либо особой амплитуды, но, тем
не менее, с увлечением и даже уверенностью колыхающего головой, на стриженом
затылке, - Ваня, чуть придерживая голову Ростика, вновь попытался
принять посильное участие в этом всё ж таки совместном мероприятии: чуть сжимая
булочки-полусферы, а проще говоря - совсем незначительно двигая бёдрами, Ваня
стал делать скромные, но от этого не мене увлекательные встречные движения своим
петушком во рту маленького Ростика, и даже не петушком, а одной только петушиной
головкой... и, нужно сказать, Ростик не воспротивился, - теперь юный Ростик
сидел с округлённым влажным ртом, а Ваня, ладонью придерживая его стриженую
голову, ритмично скользил взад-вперёд во рту послушного Ростика своим
окаменевшим от безоглядной сладости петухом...
страницы [1] . . . [3] [4] [5] [6] [7] . . . [10]
Этот гей рассказ находится в категориях: С братом, 18-19-летние, Любовь и романтика
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|