BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Гомоборцы (глава 1)Часть 3 Потом Лёха,
стоя на коленях между разведёнными в разные стороны Колькиными ногами, смазывал
багрово-сочную головку своего потемневшего члена вазелином, и Колька, с
любопытством следя за Лёхиным пальцем, скользящем по головке, думал о том, что
этот твёрдый, хищно залупившийся член сейчас будет у него внутри - в жопе...
глядя на Лёху, на хищно торчащий Лёхин член, никакого особого возбуждения Колька
не испытывал, а только думал, что снова, наверное, будет больно, - Лёха,
пристроившись к Колькиному заду, надавил членом на туго стиснутый входик,
разжимая мышцы сфинктера, и снова, как в гараже, Кольке сделалось больно - снова
лежал он, сцепив зубы, прижимая к плечам колени полусогнутых, поднятых вверх ног,
пока Лёха, жарко дыша приоткрытым ртом, с наслаждением двигал бёдрами, скользя
твёрдым членом в глубине Колькиного тела... когда всё было кончено, и Лёха,
тяжело дыша, глядя на Кольку затуманенными глазами, рывком выдернул член из очка,
Колька снова ничего не почувствовал, кроме облегчения... отвернувшись от Кольки,
Лёха тщательно вытер свой член краем покрывала, - они молча натянули шорты, Лёха
деловито, не глядя на Кольку, свернул покрывало, закрутил на тюбике с вазелином
колпачок... а ещё через несколько минут они снова мчались по шоссе, возвращаясь в
город; багровое солнце садилось за горизонт, и снова Колька ничего не думал о
том, что только что было-произошло между ним и Лёхой, - ветер, врываясь в
раскрытое окно, приятно холодил лицо, полоса розовеющего асфальта стремительно
исчезала под колёсами - они снова мчались на приличной скорости, и снова эта
скорость завораживала, пела в душе неведомой песней... и только когда въехали в
город, Лёха, посмотрев на Кольку, неожиданно мягко проговорил: - Классный, Колёк,
ты парень... как-нибудь съездим на пруд ещё... да? - Можно, - не задумываясь,
отозвался Колька, не испытывая при этом ни радости, ни огорчения... Так всё это
случилось у Кольки во второй раз. "Как-нибудь" произошло через три дня -
снова вечером, и снова в гараже... А потом они стали делать это систематически,
один-два раза в неделю, и делали это то в гараже, то уезжая за город... да мало
ли где это можно делать, если есть желание! У Лёхи такое желание было, и Лёха,
трахая Кольку, уже не суетился и не спешил, а наслаждался "с чувством, с толком,
с расстановкой": прежде, чем в Кольку войти, Лёха подолгу мял его и тискал,
ласкал руками, содрогаясь, горячо дыша в шею, елозил по Кольке, сладострастно
тёрся о Колькино тело своим... и хотя член у Кольки тоже напрягался, затвердевал,
всё это тисканье не вызывало у Кольки никаких особых чувств - Колька нисколько не
противился Лёхиным ласкал, он послушно поднимал, разводя в стороны, свои ноги,
когда дело доходило до главного... словом, Колька всецело отдавался Лёхе,
подставлял Лёхе зад, и всё это он делал исключительно потому, что всё это
нравилось соседу Лёхе, - позволяя Лёхе манипулировать со своим телом, сам Колька
не испытывал при этом ни возбуждения, ни ответной страсти, ни какого-либо другого
яркого чувства или сладострастного ощущения... впрочем, как не было у Кольки
никакого стремления к этому, точно так же не было у него и желания всего этого
избегать - Кольке всё это было "по барабану", и почему это было именно так, он не
задумывался. Он вообще об этом не думал. Мастурбировать - дрочить - Колька начал,
в отличие от большинства своих сверстников, лишь год назад, то есть достаточно
поздно, и в свои юные годы он делал это скорее по необходимости, чем в
погоне за удовольствием, - Колька мастурбировал один-два
раза в месяц, сбрасывая таким нехитрым и вместе с тем естественным образом
появлявшееся напряжение; при этом Колька почти совсем не предаваясь буйству
фантазий, столь свойственных импульсивным подросткам... может быть, именно в это
было всё дело? Пару раз Лёха просил Кольку пососать, и Колька послушно сосал, но
сосание ему не понравилось - Колька спокойно сказал Лёхе, что сосать он больше не
будет, и Лёха делать это больше не предлагал, вполне довольствуясь Колькиной
задницей... Понятно, что всё это происходило втайне: никто ничего об этом не знал
- ни друзья Лёхи, а их у Лёхи было немало, ни друзья-приятели Кольки... Так они
протрахались - проебались - всё лето. А потом наступила осень, и наступившая
осень внесла свои коррективы: Колька пошел учиться на электросварщика, училище
находилось в центре города, а Колька жил на городской окраине, и на дорогу от
дома до училища уходило не меньше сорока минут, - свободного времени у Кольки
стало совсем мало; раза два или три - в воскресные дни - Лёха возил Кольку на
пруд, но листья уже облетали, сквозь оголявшиеся деревья далеко было видно, и
потому прежнего комфорта уже не было; когда ездить на пруд стало совсем не с
руки, несколько раз Лёха возил Кольку на какую-то квартиру - брал у кого-то из
друзей ключ, и Колька флегматично отдавался Лёхе там: раздеваясь догола, Колька
подставлял Лёхе зад, ни разу при этом не поинтересовавшись, чья это квартира и
где в это время пребывают её хозяева... словом, несколько раз Лёха с успехом
натягивал Кольку на чужой квартире, но к зиме с этой квартирой что-то у Лёхи не
заладилось - заполучать ключ возможности не стало, и трахаться им, таким образом,
стало просто-напросто негде; встречаясь с Колькой на улице, Лёха каждый раз
говорил, что "надо где-то состыковаться", что надо Кольке "сделать укольчик" -
Колька в ответ спокойно улыбался, кивал головой, но дальше этого дело не шло, -
за всю зиму Лёха Кольку не трахнул ни разу... Колька учился на
электросварщика - в группе были одни парни, и, наверное, при желании, уже имея
некоторый опыт, можно было бы с кем-то из пацанов сойтись поближе, чтобы втихую
делать то же самое, что и с Лёхой, но у Кольки желания такого не возникало -
Колька, не испытывая к однополому сексу никакого влечения, о подобном совершенно
не думал; впрочем, явно выраженного интереса к полу противоположному у Кольки
тоже не было - всё, что было связано с сексом, Кольку по-прежнему трогало мало,
или, как говорят в таких случаях, всё это было ему "по барабану"... и вместе с
тем - всё это ровным счетом ничего не значило: если б кто-нибудь из парней, новых
Колькиных приятелей, тет-а-тет предложил бы Кольке "голубой секс", то вовсе не
факт, что Колька такое предложение тут же отверг бы; более чем вероятно, что
Колька, если б кто-то начал бы его совращать, без особых сомнений легко бы
согласился, и опять-таки: он согласился бы вовсе не потому, что вдруг воспылал бы
ответной страстью, а легко согласился бы потому, что... давал же он Лёхе, и
ровным счетом ничего с ним не случилось, - так почему же тогда он не смог бы
сделать то же самое с кем-то ещё? Что изменилось бы оттого, если бы дал он
кому-то ещё? То-то и оно, что ничего... главное, чтоб никто ничего не знал, - вот
что главное... но никто из парней ни прямо, ни косвенно Кольке не предлагал, а
сам он об этом совсем не думал; правда, одно время в друзья к Кольке стал
набиваться Серёга - вертлявый пацан, липнущий то к одному, то к другому
сокурснику; так вот: этот Серёга, вдруг обративший своё внимание на Кольку, пару
раз предлагал Кольке принести диск с порнухой, уверяя, что "там, бля... там
тако-о-е, что сразу обкончаешься", и ещё несколько раз подробно рассказывал
Кольке, как он "до утра во все дырки драл знакомую биксу", - Колька, слушая
Серёгу, молча улыбался, ничего не уточняя, ни о чём не переспрашивая... "во все
дырки!" - с жаром повествуя о своих то ли реально случавшихся, то ли придуманных
похождениях, многозначительно говорил Серёга, и Колька в ответ спокойно кивал, не
выражая ни удивления, ни недоверия... словом, никакого особого интереса к
рассказам Серёги Колька не проявил, и вскоре Серёга от Кольки отстал, - говорить
наверняка, что именно этот Серёга от Кольки хотел, было никак невозможно... может
быть, не хотел ничего. А вскоре в училище появился Гоблин Никандрович
Гомофобов... Вжик... вжик... - ритмично скрипят пружины кровати, и в такт
этому характерному скрипу Колька, лежащий под Гоблином Никандровичем, так же
ритмично дёргает поднятыми вверх ступнями ног, снизу вверх глядя на потную,
изрядно порозовевшую лысину нависающего над ним Гомофобова, - тяжело дыша, Гоблин
Никандрович сладострастно двигает бедрами, отчего член его, обильно смазанный
вазелином, легко скользит в Колькином очке, словно поршень во втулке... "Встану -
спрошу", - думает Колька, содрогаясь от толчков... Муха, какое-то время
безмолвно ползавшая по стеклу, вновь начинает с жужжанием биться в окно, и
Колька, чуть повернув голову набок, флегматично смотрит, как муха, буравя стекло,
тщетно пытается вырваться на свободу... "Что Лёха, что Гоблин Никандрович...
какая разница? - думает Колька, содрогаясь от толчков. - Им, видимо, нравится
такой секс... то есть, нравится определённо... а мне?" Колька закрывает глаза...
так и есть: если глаза закрыть и всё внимание сосредоточить исключительно на
ощущении члена в очке, то можно с лёгкостью представить, что трахает его сейчас
не Гоблин, а делает это Лёха... или нет, разница всё-таки есть: член был у Лёхи
больше - и длиннее, и толще, а потому и давление члена внутри, когда Лёха гонял
его туда-сюда, чувствовалось сильнее... а у Гоблина член по размерам такой же,
как у Кольки, с той лишь разницей, что кожа на члене у Кольки светлая, а у
Гоблина Никандровича она тёмная, сильно пигментированная... кожа на их членах как
кора на стволах деревьев: у деревьев молодых кора тонкая и нежная, а у деревьев
старых она совсем другая... хотя, если вдуматься, слово "старый" к Гоблину
Никандровичу совершенно не подходит: старый - это немощный, а Гоблин Никандрович
не только выглядит моложаво внешне, но и, что ещё важнее, энергичен и неутомим,
даже кипуч в своей деятельности общественной, не говоря уже об активности
сексуальной; при этом его сексуальная активность, точнее, скрытая от всех
направленность этой активности не то чтобы мало согласуется с деятельностью
общественной, а диаметрально противоположна тем взглядам, которые Гоблин
Никандрович, активист регионального движения "За моральное возражение", публично
пропагандирует при каждом удобном случае... собственно, это - и только это! -
вызывает у Кольки некоторое недоумение... ведь что получается? Если Гоблин
Никандрович это делает, значит - ему это нравится... однозначно нравится! - вон
как сопит, неутомимо двигая бёдрами... даже лысина запотела! И при всём при этом
он же, то есть Гоблин Никандрович, утверждает, что однополый секс есть не что
иное, как извращение, и что "извращение это нужно калёным железом выжигать из
нашей жизни!" Конечно, только какой-нибудь глупый или совсем уж наивный
человек может думать, что слова, произносимые вслух, всегда искренни, - в жизни
приходится что-то скрывать, что-то придумывать, чтобы ввести других в
заблуждение... взять, к примеру, того же Лёху: трахая Кольку, Лёха это не
афишировал, никому об этом не рассказывал - точно так же скрывал, как скрывает
это Гоблин Никандрович... но Лёха, втайне трахая Кольку, при этом не утверждал,
что однополый секс - это "гнусное извращение"; во всяком случае, Колька такого ни
разу от Лёхи не слышал. А Гоблин Никандрович... говорит он одно, а делает -
совсем другое: на словах он - непримиримый борец с "содомией и всякими другими
половыми извращениями", а на деле... вон как вспотела лысина! "А зачем?" - думает
Колька, колыхая ногами. Пружины кровати ритмично скрипят, и Колька, в такт
этому скрипу колыхая ногами, вновь переводит взгляд на трюмо, стоящее в
противоположном углу комнаты... кто бы мог подумать! Гоблин Никандрович Гомофобов
появился в училище ранней весной - и сразу, едва появившись, развил бурную
деятельность: устроился он на должность завхоза, но уже буквально через неделю
стал появляться в аудиториях - с информацией о деятельности регионального
движения "За моральное возрождение"; оказалось, что Гоблин Никандрович не только
завхоз, но ещё и член этой самой организации, и член не абы какой, а член самый
что ни на есть активный... активист, то есть... вжик, вжик - характерно скрипят
пружины кровати... Когда Гоблин Никандрович, мало похожий на завхоза, появился в
Колькиной группе, пацаны поначалу восприняли его призыв вступать в ряды
"молодёжного крыла" движения довольно скептически, а Саня, сидящий за последним
столом, то ли действительно не расслышав, то ли ёрничая, даже выкрикнул: - А что
лично мне даст ваше вырождение? - и пацаны, без особого энтузиазма глядя на
Гоблина Никандровича, поддержали Саню дружным смехом. Гоблин Никандрович, Саню
поправив, ответил в том духе, что "мораль находится под угрозой" и что "каждый
молодой человек должен чувствовать свою личную ответственность - не должен
оставаться в стороне"... а ещё Гоблин Никандрович сказал, что "члены движения
будут иметь возможность активно выражать свою гражданскую позицию, принимая
непосредственное участие в различных санкционированных выступлениях" и что "те,
кому небезразлично состояние морали, будут иметь не только моральное
удовлетворение от своего участия в деле её возрождения и утверждения, но и будут
материально поощряться и поддерживаться". Собственно, из всего сказанного
Гоблином Никандровичем только это последнее - про материальное поощрение -
вызвало у пацанов некоторый интерес. - И какова сумма поощрения? - снова подал
голос Саня. - Ты ещё ничего не сделал, а уже торгуешься! - осадил Саню необычный
завхоз, что, впрочем, Саню совершенно не смутило: - А как же? - парировал он. - За
бесплатно кому это надо? Никому! Потому я и спрашиваю... я, может, в первых рядах
стану бороться за ваше возрождение, когда сумму узнаю! И пацаны, явно
поддерживая Саню в его желании знать сумму, снова дружно рассмеялись, выкрикивая:
- Бабки хотим! Всё это было и смешно, и несерьёзно... бутафорно всё это было.
страницы [1] [2] [3] [4] [5] [6]
Этот гей рассказ находится в категориях: Мужики и молодые, Любовь и романтика, Первый раз
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|