Горячая гей библиотека

Армейские будни (глава 5, последняя)

Часть 2

Я лежал и слушал тишину, наполненную храпом, ласками, страстью. Слушал нежные руки - они терзали мои ноги и вывинчивали соски, отзывавшиеся почти электрическими разрядами куда-то вглубь, под вздох, и дальше: в пах, в колени, в анус. Слушал игривые губы - они жалили плечи и покорно склонившуюся шею. Слушал Лёвкин живот, упругие касания которого ранили спину. Слушал щекочущие бёдра, обнимающие, раздвигающие, сжимающие. Слушал чужое желание, жаркое, тяжёлое, властное.

Лёва развернул меня, лёг сверху и потянулся ртом к моему. Сухие дрожащие губы накрыли мой вздох, выпили его, вернули запахом мяты. Мы целовались под аккомпанемент громких рулад спящих сослуживцев, стучась зубами, сплетаясь языками, стараясь насытиться на всю оставшуюся жизнь. Я всасывал в себя мягкие, послушные губы, вспоминая их капризными и надменными, ещё совсем недавно кривящимися в недоброй ухмылке. Они были моими в тот момент, все, без остатка. Жадные, зовущие, торопливые. Это была моя собственность, как и смуглое горячее тело, навалившееся твёрдостью гладких мускулов. Меня уносило чёрте куда от ощупывания этой вжимавшейся в меня темпераментной плоти, от её натиска, от податливости и беспомощности в моих руках...

Я задохнулся, когда влажная дорожка сержантских поцелуев протянулась через грудь к животу, исчертила его втянутую плоскость и замерла в гуще курчавости у основания члена. Жар еле сдерживаемого Лёвкиного стона опалил головку моего инструмента и поглотил её.

В ответ на невесомые прикосновения языка к уздечке я заметался, стремясь обхватить склонившуюся над пахом голову и толкнуть её вниз, но руки были прижаты к полу мощными ладонями партнёра. Пришлось выгнуться крутой аркой, стекающей остриём клинка в бездонную глотку сержанта, и проталкиваться, нырять в засасывающую трясину плотного зева.

Лёвка истязал меня неторопливым минетом, доводя до полузабытья умелыми губами и натруженным горлом. Он всё удерживал мои конечности, и я метался головой по матрасу, стреноженный его руками и ртом, сатанеющий от недоступности его тела, еле справляясь с рвущимся из горла хрипом, бешено посылая долото в ускользающее марево влажных ласк.

Как Завадский ни оттягивал момент извержения, он всё же наступил, надсадно взорвался в моей промежности клубком знакомых (но не приевшихся!) ощущений, прокатился по судорожно напрягшимся ногам, выстрелил в низ живота и вылился в переполняющийся, но старательно поглощающий сперму "кубок".

Не дав мне опомниться и разжать запирающие стон зубы, Лёва хлопотливо пронёсся губами по расслабленному и обессиленному напарнику, перевернул его и приник к расселине между ягодиц, сминая руками его ноги. Изнуряющая похмельная истома, растекающаяся во мне, сменилась острым наслаждением, бьющим снизу, из готового растянуться под чужим членом ануса и обнажённых нервов на чувствительной коже бёдер.

Партнёр ввинчивался языком в послушный бутон, рвал его мокро и настойчиво. Через несколько бесконечных минут моя задница вознеслась, подброшенная уставшими терпеть руками, и слабо взвизгнула сладкой болью, когда сержантский конец проник внутрь неё мощным рывком.

Лёва истово имел меня, разгоняясь и вламываясь в утробу. Сминая орудием какие-то ткани внутри, и они отзывались тупой болью, которая ритмично сменялась секундным облегчением. Они безотчётно и неуправляемо сжимались пружиной сфинктера, толчками посылали сигналы в основание поднимающегося спереди отростка, потерявшегося в волнах непонятных ощущений из разодранного зада.

Завадский трахал сослуживца, воткнувшего лицо в подушку и задравшего арьергард. Трахал, обхватив его за талию и сопя в потную от непереносимо сладкой муки спину. Лёвчик всхлипывал, кусал мои лопатки и ловил себя на выходе из тоннеля, чтобы тут же загнать член обратно. Меня грубо сажали на толстый вертел, а я терпел это, смакуя ватное оцепенение, в котором горячо пульсировала натёртая дырка. С готовностью прогнувшись и бесстыдно отклячив гладкую задницу с раздвинувшимися половинками ягодиц, я ловил размашистые удары Лёвкиного копья и неритмично содрогался, тупо покачиваясь вслед мощным толчкам.

От ануса, под давлением стержня, который легко скользил в тугой мякоти моей грешной дыры, резко ныряя вглубь и медленно перетекая каждым миллиметром через сфинктер обратно, на меня наплывала какая-то горячая тяжесть и отупелая отстранённость. Мозги, и без того потерявшие ясность, окутывала безразличная оторопь; ослабевшая шея отказывалась держать голову, и та падала, закатывая бессмысленные очи, а из горла помимо воли, бесконтрольно, сам по себе рвался протяжный стон, провожающий движения члена в размякшем отверстии.

Наконец, толчки сменились вздрагивающим покоем. Завадский заскрипел зубами и свалился рядом, цепляясь за меня бессильными пальцами и зарываясь в плечо искривлённым ртом.

Всхлипывая, он резко бросил меня на спину, навалился и начал бешено целовать, засасывая "и рот, и нос". Моё состояние было похоже на чувства марафонца, неожиданно остановленного на дистанции и внутренне всё ещё продолжающего бежать - необходимость окончания требовала действий.

Я выгнулся, переворачиваясь, подмял под себя Лёву и начал его облизывать, стараясь запомнить каждый сантиметр длинного тела парня. Чистый лоб, гладкий, нежный. Брови вразлёт - как приятно поочерёдно коснуться их губами, а потом спуститься на подрагивающее веко, под которым прятался карий огонь. Жадные, распухшие губы - я раздвигал их языком и проникал в жаркую влажность горла. Отпускал и снова подсасывал. Потом длинная шея, выгнутая и подставленная для ласки. Тренированная, твёрдая грудь. Я "съел" всю её бархатную упругость. Кусал горошины сосков, теребил их языком. Заполошно ставил засосы на гладкую кожу. И вдруг ринулся вниз, к изумительному прессу, к воронке пупка, к стройной талии и, конечно же, к бёдрам. Шершавые от волос, сильные, тонкие бёдра - на них не осталось сухого места от моих поцелуев. Я сжевал эти бёдра, измял их и нежно огладил.

И вот тогда эти длинные ноги разошлись в стороны, сломались в коленях и опустились на мои плечи, щекоча их. Они подтянулись вместе со мной к Лёвкиной груди и застыли, конвульсивно напрягшись, когда пружину в ущелье между ними сломал, проникая, мой хрен.

Твёрдый стержень медленно просочился сквозь плотный обхват манжеты, въехал в тёмный тоннель до упора, до вскрика, до резкого распаха Лёвкиных пустых глаз, неверяще устремивших взгляд в космос и тут же захлопнувшихся. Мой милый сержант сначала сжался в комок каменных мышц, больно вцепился в плечи, закусил губу и даже попытался слезть с воткнувшегося в него кола, но вскоре, повинуясь неторопливому скольжению агрегата где-то глубоко в своих внутренностях, расслабился, открылся, откинул голову и закачался вместе со мной, в унисон с мощными ритмичными фрикциями.

Закусив бархат крутого Лёвкиного плеча, чтобы не сорваться на громкий хрип, я полностью лёг на Завадского, вжался в его изумительное тело, чувствуя сокращения гладких мускулов, и трахал его неторопливо, смачно, со вкусом. Нагонял во влажный тоннель парализующую истому каждым толчком, каждым всовыванием, давал секундно отдохнуть, изогнувшись в талии, почти вынув поршень, и опять совал инструмент далеко-далеко, по самое некуда.

Мой анус ещё хранил в себе недавнее вторжение ощущением чужеродной штуковины, властно сновавшей только что в глубинах. Он свободно расслабился, ещё горячий, распаренный, и где-то в его недрах, под основанием члена, зрело и растекалось непонятное нечто, притупляющее чувствительность головки хрена, произвольными спазмами бьющее не в венец купола, а под столб орудия. Оно, это нечто, отвлекало меня, эмоционально раздваивало, своими толчками гасило подступающий оргазм, направляя его не туда, откуда он обычно выплёскивался, запирало канал удовольствий.

Хотелось избавиться от странного ощущения, изгнать его из члена и, одновременно, продлить, гоняя поршень в тёплой мякоти. Оно, это ощущение, накапливалось, росло, распирало и, наконец, вырвалось. Да так, что в паху всё сжалось до боли, завибрировало и рассыпалось тупыми потугами, отдавая в голову.

Я ломал немощь собственного организма, короткими резкими рывками посылал себя в Лёву, на последнем издыхании размазывал оргазм по стенкам хлюпающего ущелья и ронял непослушную черепушку на мокрое, искусанное сержантское плечо, а потом затих, не в силах двинуться, вдохнуть, просто вынуть своего трудягу из чужого ануса.

Так мы и лежали, втиснув друг в друга потные уставшие тела, пережидая минуты высшего наслаждения, не разжимая крепких объятий. Слушая возвращающие звуки ночи, слабый писк из динамиков аппаратуры, могучий храп сослуживцев и неровный стук прижавшихся сердец. Делали мы это молча, хотя многое хотелось прошептать в глубокие омуты глаз партнёра. Чувствуя горячей щекой ответный жар. Расслабляясь и проваливаясь в забытье.

Уже совсем почти засыпая, я отполз на пионерское расстояние от сержанта и боковым зрением, на секунду приоткрыв тяжёлые веки, краем угасающего сознания уловил какое-то движение и размытое светлое пятно лица в той стороне, где спал лейтенант Мишка.

Окончательно погружаясь в дремоту, я успел нехотя чертыхнуться при мысли о нежеланном свидетеле и, не успев додумать открывающиеся в связи с этим перспективы, отрубился. Впрочем, может быть мне это только показалось?

страницы [1] [2] [3] [4] . . . [6]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Военные, Молодые парни

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>