BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Смертельная доза жизниЧасть 4 (последняя) Бога, конечно же, разделся первым. Таким, как он, не идёт одежда, и они пытаются
избавиться от неё, как от чего-то лишнего, замусоривающего их маленький мир. Под
одеждой Бога был неожиданно плавный, с сухими мышцами груди и твёрдыми бицепсами, с тощим,
не изрезанным кубиками животом и узким продольным пупком. Я прикрыл глаза, кусая губы и не
зная уже, как успокоить дыхание, но Бога стаскивал рубашку по моим рукам, царапая кожу
складками ткани, и сдерживаться было почти невозможно. - Зачем? - спросил я, когда он
пихнул меня на кровать, сдирая по бёдрам штаны и бельё, обхватывая ладонью мой
разгорячённый, стоящий каменно член. Бога уже склонился, обхватив губами головку,
откровенно наслаждаясь процессом и, пожалуй, безнадёжно выдавая свою в этом деле
опытность. А потом поднял голову и улыбнулся, тронув меня сбоку живота - в самом низу, над
линией курчавого жёсткого волоса, - кончиком языка. - Потому, - сказал он, - что это
охренеть как классно! Я вздрогнул, но Бога придержал меня за бёдра, словно боясь, что я
сейчас спасусь бегством из собственной квартиры. - Я не хочу, - твёрдо сказал я,
приподнимаясь на локтях. - Я не хочу в жопу. Я тогда... отец тогда... а мы с Сашкой...
- Понял, понял, - сказал Бога, с какой-то изумительно непошлой нежностью поглаживая мой
член ладонью. - Давняя психологическая травма, блок в башке. Можешь трахнуть меня сам,
если хочешь. Можем обойтись минетом или дрочкой... Рука его была тёплой, и я простонал,
запрокинув голову и зажмурившись. Когда Бога перекинул колено через мои бёдра; когда
расправился с добытой из его карманов резинкой и поплевал на головку члена, а потом
размазал слюну кулаком - мне было уже так хорошо, что почти даже не страшно. Когда Бога
обхватил моё тело бёдрами; когда насадился, спокойно и опытно принимая в себя член - стало
уже всё равно. Я даже выбрал, куда можно смотреть, при этом не рискуя сгореть со стыда.
Упёрся взглядом в его руки - широкие смуглые ладони с длинными пальцами, очутившиеся у
меня на груди. Жилистые запястья, сухие крепкие предплечья... Выше смотреть было опасно.
Где плечи - там и шея, а где шея - там и лицо. А смотреть шельме в глаза совсем не
хотелось. Заколдует, закружит, с ума сведёт... Хотя он, наверное, уже свёл. Когда
Бога двинул задом, медленно опускаясь, позволяя головке протиснуться внутрь и коротко
сморщившись от боли, я думал, что сдохну то ли от разрыва сердца, то ли от гипервентиляции
лёгких. Приподнялся на локтях, пялясь на его тело почти испуганно: на красивое, ладное
тело с узкой грудью и худым поджарым животом, с тощими смуглыми бёдрами, пошло и
откровенно раздвинутыми. Судорожно сглотнул, следя за каждым его движением и всё ещё
боясь посмотреть вверх, на лицо. Потом закусил губу. Смотрел, смотрел... с ума
сходил, уже не пытаясь совладать с дыханием - только следя за тем, как руки Боги ёрзают по
моему животу; как его бёдра сжимаются и напрягаются так, что на них проступают тугие
мышцы; как его член - не слишком толстый, но зато длинный, как и всё в его теле, -
подрагивает и хлопает по смуглому поджарому животу на особо резких толчках. Иногда он
наклонялся ко мне, гибкий, словно пьяный от удовольствия, и мы сталкивались губами и
языками, и стонали, и вскрикивали друг другу в рот, и я сжимал в кулаке его чёртову
побрякушку, натягивая чёрный шнурок - а потом перевернулся, бросая его под себя, и Бога
молча, понятливо обхватил меня ногами. *** В
самом конце я забыл о стеснении; забыл о том, что боялся за свои тормоза. И поднял взгляд,
следя за лицом Боги. Очень выразительным, узким, подвижным лицом. Всмотрелся в него,
впился жадным взглядом, словно пытаясь обглодать до черепных костей, замечая всё - как в
момент оргазма Бога жмурится, как кривит губы, хмурит брови и морщит лоб, как содрогается
и дёргает ладонью, обхватив кулаком собственный член. Выражение лица при оргазме у него
было сложное. Поди разбери, что он испытывает и от чего жмурится - от боли или от
блаженства? Но когда на живот брызнула липкая белёсая струя, главная загадка разрешилась
сама собой. *** Потом мы лежали... Даже в
постели Бога был твёрдый и весь какой-то острый. Дотронься - порежешься. Но я не
побоялся дотронуться. Набрался смелости и положил ладонь ему на поясницу, обхватывая,
прижимая к себе бёдрами и животом, и поцеловал его снова... И снова... И снова...
Как будто ночь закончится - и целовать станет некого. Золушка застрянет в тыкве,
скукоженная и поломанная, а парень - обалденный парень, первый парень в моей постели с
восемнадцати лет, когда отец застукал нас с Сашкой, - исчезнет, оставив после себя
опустошение и забрав ту бурлящую, обжигающую, упоительную на вкус жизнь, которую он
ненадолго мне одолжил. *** Утром я нашёл Богу
на кухне - совершенно голого, но зато в тапках и с ноутом. Ноут, конечно же, был мой.
Тапки тоже. Он вскинул голову, словно предлагая себя поцеловать, но я прошёл мимо,
ни на секунду не задержав на нём взгляд. - Всё? - спросил Бога, покачивая тапком, едва
подцепленным на пальцы ноги. - Новогоднее шоу отыграно, сбыча мечт закончена, подарки
приняты... А Дед Мороз вознаграждён и теперь пусть идёт нахер? Я налил себе воды, а
Боге достал из холодильника вторую бутылку пива. Первая, почти опустошённая, стояла в
опасной близости от ноута. - Чего ты от меня хочешь? - тихо и устало спросил я. Я
знал, чего он хочет. Мы много раз проговаривали это ночью - сначала он, а потом я,
шепча непослушными губами, сплетаясь, обхватывая друг друга руками и вжимая в простыни.
Когда он кричал, я зажимал ему рот ладонью и чувствовал, как изнутри к ней прикасается
мягкий горячий язык. Бога тогда говорил: это не должно быть "на один раз". Бога
говорил: отпусти себя. Разреши себе. Ты живёшь один, ты совсем уже взрослый самостоятельный
лоб, пора жить по собственному желанию, а не по чужим подначкам. Ну и что, что от тебя
требуют семью? Это же твоя жизнь, ну так и живи её нормально, а не в застенке
тесной квартиры, в застенке своей души. Смертельная доза жизни билась в Боге,
пульсировала, раздирала его изнутри. Он умел жить и любил это делать, и пытался научить
этому меня; и я с радостью учился... Но наступило утро - новое утро нового дня, новый
год, новый кусок моей жизни. И сказка закончилась. *** Бога так ничего мне и не сказал. Отставил вторую бутылку пива, так
её и не открыв, молча встал и удалился с кухни. Судя по звукам - одеваться. *** Снег хлестал наискось, острый, режущий, до
красноты иссекающий лица и руки. Небо над головой было тяжёлое и матово-серое, и парень,
подскочивший к остановке в последний момент - за секунду до того, как автобус тронулся, -
влетел в него с таким отчаяньем, словно заиндевел бы с ног до головы, останься он на
остановке ещё хоть минуту. Заиндевел бы, замёрз, превратился в ледяную статую. А потом
звякнул бы и рассыпался на куски, нечаянно задетый кем-то из прохожих... *** Пассажиров было мало. Все, кто хотели разъехаться
из гостей, уже давно разъехались, а остальные попросту ещё не проснулись. Бога
устроился на свободном двойном сидении, привольно раздвинув ноги, откинувшись на тощую
спинку, обтянутую исцарапанным старым чехлом. Уже выдохнул было, приготовившись
подремать... как в автобус вдруг заскочил Володя. Тощий и почти такой же длинный, он весь
поёжился, торопливо отсчитал деньги за проезд и принялся стряхивать со светлых волос
мокрый, совсем не хрусткий, уже подтаивающий снег. Бога ничего не сказал. Молча
развернулся, сдвинув колени, позволяя Володе протиснуться к окну и усесться рядом. Тот
плюхнулся жопой на сидение и ещё долго молчал, быстро дыша, впившись пальцами в тряпичную
спинку перед собой. Взглядом он елозил по затылкам пассажиров, пытаясь смотреть куда
угодно, но только не на Богу. Потом сказал: - Я за тобой еле угнался. Бога
помедлил, а потом снова раскинулся на сидении, пихнув коленом чужое бедро. Ноги у него
были страшно длинные - неудобно, раздражающе, поразительно длинные, и это всегда мешало
ему в общественном транспорте. - Я решил... - твёрдо, как-то очень уверенно начал
Володя. Потом умолк. "Знаю я, что ты решил", - подумал Бога. И улыбнулся уголком
рта, тряхнув распатланной гривой. Извлёк из кармана резиночку - жёлтую и девчачью - и
принялся собирать волосы в куцый хвост. Потом опустил руку, поймал ладонь Володи и
медленно переплёл пальцы в замок. Опустил запястья низко, сунув их между сидениями и тесно
сдвинутыми ногами, туда, где его колено соприкасалось с бедром Володи, - и устроился так,
чтобы их соединённые руки не бросались никому в глаза. Володя сначала напрягся - так
сильно, что алые пятна на его щеках исчезли и лицо стало равномерно, мертвецки белым.
Бога знал: теперь этот парень либо передумает вести себя так, как всегда мечтал, либо...
Секунды падали и ударялись об стекло, как снежинки, безжалостно секущие снаружи окна
автобуса. Прошло несколько минут, а потом Володя медленно - мускул за мускулом,
клеточка за клеточкой - расслабился. Это было видно по его лицу. Сначала он обмяк, а
потом положил свободную руку на спинку сидения перед собой, опустив голову на сгиб локтя.
- Ты хоть знаешь, куда мы едем? - спросил его Бога. - Без разницы, - ответил Володя.
И замолчал. А потом, спустя две остановки, так и не дрогнув ни разу сложенными в
замок пальцами, тихо сказал: - Мы теперь, типа, должны?.. - Что? Встречаться? - Бога
засмеялся, а потом откинулся лопатками на спинку сидения, запрокинул голову и опустил
ресницы, словно планируя немного подремать. - Ничего мы никому не должны, Володька...
Мокрый снег злобился, расчерчивая окна белёсыми косыми линиями. Новый год расцветал
вокруг них, мутный и влажный, пахнущий мокрой меховой опушкой на капюшоне парки. А Бога
сидел, опустив веки, расслабленный до предела, и медленно водил большим пальцем по тыльной
стороне чужой ладони.
страницы [1] [2] [3] [4]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Молодые парни
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|