Горячая гей библиотека

Иди ко мне, разрушив ночи цвет (глава 2, последняя)

Часть 2

Вне всяких сомнений, я чувствовал себя возбуждённым. Заставив себя отодвинуться от его греховно сладкого рта, я заинтересовался работой своих рук. Валера извивался на постели, крепко сжимая простыни в кулаках. Чувство, что я могу контролировать его импульсы и желания одним лишь мягким касанием маленькой руки, было и вправду опьяняющим. Наклонившись ближе к его коленям, я решил поближе рассмотреть его, и я с интересом заметил, что на кончике его так называемого "члена" появилась капелька жидкости. На следующем движении вверх я кончиком большого пальца погладил его верхушку, и бёдра Валеры приподнялись с кровати.

- Святой Господи, пожалуйста, сделай так ещё раз, - простонал он.

Его зелёные глаза смотрели на меня из-под сонно прикрытых ресниц. Я снова повторил движение и почувствовал, как он одобрительно подался в мои руки, снова и снова. Его стоны становились громкими и более гортанными, перемешанные с мольбами делать всё "сильнее" и "быстрее".

Пока я ласкал его, то смотрел на его бёдра, где под его эрекцией лежали мягкие мешочки из кожи. Желая узнать, какие они на ощупь, в отличие от твёрдого, как гора, члена, я потянулся и кончиками пальцев свободной руки легонько погладил мягкую кожу.

Реакция Валеры на мой интерес была моментальной.

- Дерьмо, - зарычал он, толкая себя вверх в мои руки с такой яростью, что я едва не упал с кровати.

Пока я продолжал ласкать его, случилось нечто странное. В зачарованном страхе я смотрел, как струи белой жидкости, казалось, бесконечно вырывались из его эрекции. Они падали на его живот, рубашку, и вязкая жидкость даже попала мне на пальцы.

Встревоженный тем, что я сделал что-то абсолютно ужасное, я поднял руки и вопросительно уставился на Валеру. Что только что произошло? Он просто лежал на кровати с закрытыми глазами. Он лежал неподвижно, как труп. Казалось, он даже не дышал.

О Господи, помоги мне. Я убил его.

И в этот самый момент кто-то постучал в спальню Валеры...

Что это было?
Ты спросил. И я
шепнул тебе:
Огромный воздушный шар, наполненный
красной краской, просто
наткнулся на горизонт
и лопнул. Выгляни
в окно.
Небо такое же,
как моя любовь к тебе.
Отдашься ли ты весь мне одному и только,
Ту плоть и тело, что не тело и не плоть.
Не как изгнанник, вслепую или горько,
Но как дитя, чтоб ни о чём уж не желать?
Да, отдамся!

Во вторник вечером случилось кое-что непредвиденное. Весь день я думал о нём и ничего не мог с собой поделать, когда пошёл тем вечером в душ. Я разместил насадку для душа рядом с моим местечком, чувствуя отчаяние и необходимость. Я воскрешал в памяти различные образы обнажённого и пылкого Валеры - видение с ним в душе со мной наедине, мокрым, возбуждённым и жаждущим меня, - и это было всё, что требовалось. В считанные минуты я довёл себя до оргазма, но всё равно чувствовал неудовлетворённость. Я продолжал прижимать к себе пульсирующий напор, слишком уставший от своих усилий, даже чтобы найти в себе силы поднять руки. Я был в шоке, когда моё тело начало реагировать снова и снова, уносясь в ещё более сладкий полёт, чем прежде.

Постепенно ощущения пошли на спад, а моя сексуальность была как раз тем, за что мне должно было быть стыдно. Мать сделала так, чтобы казалось, словно я должен забыть об этой части себя, словно я бесполая кукла Кен. Однако её собственное поведение, в конце концов, заставило меня сомневаться в том, что она мне говорила. Мать заставила меня чувствовать, что я никогда не буду достаточно хорошим, будто со мной было что-то неладно. С Валерой такого никогда не было. Его внимание и ласки заставляли меня чувствовать себя потрясающим, а не плохим или грешным. Я не был уверен в том, как это соотносится с моей системой убеждений - но я даже не был всерьёз уверен в том, как отношусь к этому сам. Приятные мне люди даже не ходили в церковь. Казалось, что один-единственный раз, когда мне было не по себе, был вызван людьми, которые считали себя христианами. Я решил, что начну пытаться самовыражаться более свободно и постараюсь быть менее скованным.

Я вышел из наполненной паром ванной в своём поношенном купальном халате и услышал вибрацию мобильного телефона, находящегося под моей подушкой. Я снял трубку и поздоровался, чувствуя себя вялым и совсем раскисшим. Валерка тут же удивился моему расслабленному тону, в шутку интересуясь, от чего я получал удовольствие последние пять минут. На линии повисла тишина, и, в свою очередь, я услышал его тяжёлое дыхание, когда он осознал, что попал в самую точку.

- Опять воспользовался насадкой для душа? - спросил он глубоким гортанным голосом.

Когда я прошептал "да", он застонал, словно от боли, и звук этот послал волну дрожи по всему моему ещё влажному телу. Потом он спросил, во что я был одет, и я рассказал ему о своей одежде. В трубке отчётливо был слышен звук расстёгивающейся молнии. Я спросил его, что он делает, сладко и тревожно затрепетав, потому что уже знал, каким будет ответ.

- Ты не можешь рассказывать мне, что всё ещё влажный после душа, и не ожидать, что я начну дрочить, - ответил он.

Я слышал улыбку в его глубоком голосе и чувствовал, что возбуждаюсь снова и снова, просто думая о том, чем он там занимается. Его шипение и стоны приводили меня в беспомощность от желания, и мои предательские руки пробрались под одежду и легонько ущипнули соски. Я застонал в трубку и услышал его ответный пронзительный рык.

- Ты прикасаешься к себе? - с недоверием в голосе спросил он. - Блядь, это так горячо.

Одна из моих ладоней скользнула вниз между ног, и дыхание превратилось в нуждающиеся вздохи.

- Валерка, - прошептал я, не понимая, когда успел превратиться в такую развратную суку.

Такая ситуация была абсолютно вне границ моего опыта, который я получил, представляя, как же это происходит на самом деле. Это больше походило на странный сон. Я не хочу просыпаться.

Наши стоны и тяжёлое дыхание продолжались несколько прекрасных, напряжённых минут. Когда он вскрикнул, я почувствовал, как меня омывает собственным оргазмом, вцепившимся в моё тело и выпускающим чудные спазмы прямо в мою дрожащую ладонь.

- Ты охрененно удивительный, - простонал он спустя несколько мгновений тишины.

Я улыбнулся в трубку и рассмеялся, чувствуя эйфорию.

- Нет, правда. Я чувствую себя чёртовым счастливчиком, потому что у меня есть ты, - сказал он, и моё сердце едва не разорвалось от абсолютного счастья.

С каждым днём я привязывался к нему всё больше, и это пугало и удивляло меня.

В среду я понёсся в библиотеку. Не хотелось упускать ни единой секунды, которую я мог провести с Валерой. Словно наконец-то объединились две мои любимые вещи: моя любовь к литературе и безумно симпатичный парень, чьи глаза предназначались только мне. Если это единственный раз, когда я могу увидеть его, то я действительно не хочу опаздывать. Я даже не хотел искушать судьбу, пытаясь тайком встретиться с ним где-то ещё. Кто знает, что может сделать моя мать, когда узнает об этом.

Здесь без тебя я обозлённо одинок,
не вспомнить раз последний мне, когда
святым себя я ощущал,
раз тот, когда себя
святилищем я предлагал...

Я тяну Валерку за собой вверх по полутёмной лестнице, мимо множества вставленных в рамки библейских сцен, выстроившихся вдоль лестничного пролёта. Никогда раньше я не обращал внимания на то, как их много. Большинство людей вешали на стены красивые картины или семейные портреты, но не моя семья. Казалось, что, благодаря моей матери, здесь были учтены абсолютно все мрачные сцены из Ветхого Завета.

Она собирала их, сколько я себя помню. Большинство из них достались ей от моих бабушки и дедушки. Они умерли, когда я был очень маленьким. Всё, что я мог вспомнить о них, - это что у обоих были седые волосы и мрачные выражения на лицах. Мать также собирала самодельные на гаражных распродажах и блошиных рынках. Отец всегда ненавидел их. Он говорил, что они будут создавать в доме слишком гнетущую обстановку и совсем не подходят для того, чтобы на них смотрел их сын, но мать настояла на том, чтобы оставить их. Она очень их любила.

Поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице, мы проходили мимо скорбящих Адама и Евы, изгнанных из Эдема, Каина, убившего своего брата Авеля в приступе ярости, и массовых разрушений, предшествующих падению Содома и Гоморры. Последняя картина пугала меня в прошлом особенно сильно. Жена Лота, превратившаяся в соляной столб, казалась излишне ужасной. Я часами сидел на тёмном лестничном пролёте, глядя на изображение и задаваясь вопросом, как милосердный Бог мог быть таким жестоким? Это казалось таким несправедливым. Я всё время совершал ошибки, а она - лишь одну. Она всего на мгновение оглянулась на дом, который вынуждена была покинуть, и из-за этого пала жертвой ужасающего гнева Господа. Так я всегда помнил, что Бог не оставляет ни один поступок безнаказанным; как и моя мать.

В гигантской раме висел белокурый Иисус. Он был здесь ещё до моего рождения, приветствуя нас с Валерой, когда мы достигли верха лестницы. Христос грустно взирал на меня своими большими голубыми глазами. Я сразу отвёл взгляд от его слишком знающих глаз и повернул направо, направляясь к своей комнате.

страницы [1] [2] [3] [4] . . . [9]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, 18-19-летние, Первый раз

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>