Горячая гей библиотека

Морок

Часть 2

Я пытаюсь уразуметь, что говорит доктор. Слова все известные, только никак не укладываются в реальность. Я слышал про потерю памяти, но не знал, что она может быть частичной.

- А из-за чего травма была?

- Вас кто-то сильно ударил сзади. Скорее всего, металлической трубой или чем-то похожим на биту. Следователь уже опросил парня, что вас привёз. С вами пока беседовать бесполезно. Сами понимаете почему. Насколько мне известно, нападавших было двое, но удар был только один. Это видно на камерах наблюдения в вашем дворе. Остальное покажет следствие. Сейчас же вам нужно набираться сил, меньше волноваться и ждать восстановления памяти.

- И когда это будет?

- Трудно сказать. У кого-то на это уходит несколько дней, у других она восстанавливается дольше. Могу только утверждать, что в этом помогают покой и обстановка того времени, которое вами забылось. Медикаменты придётся попринимать. И постепенно память вернётся. Не сомневайтесь. А сейчас поешьте. Только немного. Не нагружайте желудок сразу.

Какое там нагружать! После трёх глотков я устал, как конь взмыленный. Рухнул навзничь, еле успел банку с супом на тумбочку водрузить. Лежу и шевелю извилинами. Себя помню отлично: кто я, где, с кем и как учился. Училище речное, название теплохода, на котором хожу, всех пацанов из команды. Кстати, что-то узнать у них вряд ли получится. Раз сейчас зима, а наше судно отправили на докование, значит, разбрелись или разъехались они.

Пытаюсь проанализировать последний день, всё, что помню, и спотыкаюсь... Был жаркий вечер, несмотря на конец лета. Открытое окно комнаты. Я собираюсь спать. Какой-то гвалт во дворе. И тут меня словно током шарахнуло! Крики и стоны тихие помню. И мат отборный. Похоже, кого-то пиздят во дворе. Но этот паззл смутный и нечёткий. Чёрт! Что же это было? Как ни пытаюсь, ничего определённого сказать об этом моменте не могу. Надо будет завтра спросить у мамы. Или у Вершка. Хотя он-то откуда может это знать.

С такими думами снова проваливаюсь в сон. Наверное, я всё ещё слаб. Или меня поят таблетками, раз постоянно дрыхну.

Следующая половина дня проходит в процедурах: меня осматривают, ощупывают, в глаза светят, давление меряют, везут на перевязку. Еле дождался, когда после тихого часа посетителей начнут пускать.

Первым вошёл Вершок.

- Привет, а я думал, мама придёт или отец.

- Они ещё на работе.

- А ты чего не на учёбе? Отлыниваешь? - я пытаюсь пошутить и разрядить обстановку, поскольку вижу тревогу в его глазах.

- Я забил на учебу.

- Это ты-то!? Вань, да это на тебя совсем не похоже! Спасибо, конечно, что так заботишься обо мне, но это лишнее.

- Вовсе нет. Считай, я долг возвращаю, - тихо произносит Вершок и с надеждой смотрит на меня. - Помнишь, как сам меня навещал в больнице?

Я как ни пытаюсь, никак не могу вспомнить такого. Пацанские игры во дворе помню, то, как однажды лопухом изодранную в кровь коленку ему залеплял - да, а вот про больницу...

- Когда это было? Недавно?

- В прошлом августе. Меня тогда сильно... - Ваня нервно сглатывает, огромный кадык на его тоненькой шее взлетает вверх, в глазах мелькают страх и боль. - В общем, побили меня тогда. А ты спас. И потом приходил несколько раз, пока не в рейсе был.

- Братан, прости, но не помню. Это, видимо, тот кусок, который вышибло из башки. У меня, говорят, амнезия.

- Знаю. Я с врачом говорил, - тихо шепчет Ванька и преданными глазками пронзительно смотрит, словно это может вернуть мне память.

Я рассматриваю парня, которого знаю давным-давно, и вновь открываю его. Таким ранимым и беззащитным я его ещё не видел. Несмотря на свой маленький росточек, он никогда не казался слабым. Пацаном участвовал во всех проказах, в футбол с нами гонял. Попадало ему много в этих играх, но он всегда стоически переживал боль. Правда, когда подрос, ударился в учёбу, и мы с ним мало пересекались. Но ни разу его никто слабаком не называл. Заучкой - да, ботаном - обязательно. И за это его уважали. Ведь он не чурался нас, разгильдяев, и всегда давал списывать домашку. А тут... Передо мной сидит довольно симпатичный парень, нервно теребит края халата, из-под окуляров бросает на меня робкие взгляды и явно нервничает.

- Мне сказали, что тебя скоро выпишут. Может, уже через неделю, - меняет тему Ванька, видя, что мне его рассказ ничего не прояснил.

- Наверное, - я продолжаю рассматривать посетителя с надеждой хоть что-то вспомнить. - Вань, ты ко мне больше не приходи. Тут же всё есть, и родители навещают. Тем более, скоро домой отправят. А тебе учиться надо. Ты ж в МГИМО, а там, наверное, с этим строго. И мама твоя будет недовольна.

Боль как от удара под дых - вот что читается в синих, цвета морской глубины глазах Вершка. Недоумение и жуткая обида - в этих бездонных колодцах. Сейчас они наполняются хрусталём слёз, чтобы потом пролиться редкими крупными каплями на сочные губы, скривившиеся, как у малыша, лишённого игрушки.

Я наблюдаю за этой метаморфозой, и новая вспышка озарения бьёт в мозг. Этот осколок яркого стёклышка калейдоскопа мечется в поисках нужного места для единой картинки. Но пока он почти одинок. Остальные всё так же туманны и суетливы, далеки и неосязаемы. Я уже видел такой взгляд. Это было в каюте на борту моего теплохода. Испуганный, обиженный, очень милый. Но что же было до этого? Что тогда вызвало у Вершка такую реакцию? Чёрт-чёрт-чёрт! Не помню. Будь клят этот калган с серым варевом, что протёк от удара по затылку!

- Ладно, - обречённо выдыхает Ванька, медленно встаёт и нерешительно шагает к выходу.

- Вань, постой! Ты не так понял!

- Я понял, Саша... понял. Я буду встречать тебя на выписке. Выздоравливай.

Уходит.

Я лежу, уставившись на хлопнувшую дверь, и костерю себя последними словами.

Ясен пень - через неделю меня не выписали. Что-то там не срослось, где-то не зажило, чего-то нагноилось. Одним словом, моё заточение в больнице продлилось ещё на полмесяца.

Стоит ли рассказывать, как я провёл эти дни? Когда позволили, стал ходить по коридорам, да не просто прохаживаться - метаться. Сосед по палате даже у виска покрутил и посоветовал с врачом обсудить, не последствия ли это моей травмы. А я элементарно не находил себе места. Пока навещали родители, успокаивался. Но уже через пять минут мечтал, чтобы они поскорее свалили и оставили меня одного. А всё потому, что я собирался в очередной раз позвонить Вершку или послать ему сообщение. Изредка он отвечал, сухо, по-деловому справлялся о здоровье, но не более того. Отчего-то меня такое его поведение выбешивало. Я пытался понять причину этой ярости, но не мог. "Подумаешь! Обидел я его..." - думалось мне порой, но через какое-то время становилось невыносимо стыдно, что практически прогнал друга. Периоды раскаяния наступали всё чаще и чаще. У меня даже аппетит пропал. Мама сетовала на больничную еду и заваливала меня домашними блюдами. Эх, знала бы она, что причина моих расстройств в этом мелком поганце, который сначала спас меня, а потом бросил на терзания и муки совести.

Минуты перед выпиской, казалось, растянулись в томительные часы. Я спозаранку облачился в гражданку, с удовольствием и даже с облегчением бросил на кровать госпитальную пижаму, тщательно сбрил щетину, которую отпустил за последние дни, и без устали шагами мерил коридор. Сестричка на посту пошутила насчёт счастливицы, которую ожидает такой подарок, но смолкла под моим суровым взглядом.

И вот все необходимые бумаги оформлены, рекомендации даны, благодарности доктору озвучены, и я уже мчусь по лестнице, не дожидаясь лифта. Полуденное холодное мартовское солнце слепит глаза, я лихорадочно оглядываюсь, скольжу взглядом по радостным родителям и нахожу Вершка. Он стоит чуть поодаль, топчется на месте, словно давно ждёт и замёрз, потирает озябшие руки, с надеждой смотрит в мою сторону. Ванька ещё сильнее похудел, осунулся, а под его лазурные глаза жуткой тенью легли круги.

Меня снова осеняет. Я уже видел такой затравленный взгляд, эти печаль со скорбью на лице. В той же каюте-люкс на теплоходе. Тогда он стоял в нелепой шёлковой пижаме и, как загнанный долгой погоней зверёк, пошатываясь, ждал развязки. Ох, многое бы я отдал, чтобы обещание доктора не сбылось! Потому что новое воспоминание обрело звук. Оно петардой рвануло в сознании, набатом загрохотало в ушах, лишая разума и рациональности.

страницы [1] [2] [3]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Молодые парни, С другом

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>