Горячая гей библиотека

Морок

Часть 3 (последняя)

"- А что? Да, я - педик! Я люблю мужиков. Люблю тебя. Всегда хотел и до сих пор хочу тебя".

Я перестал что-либо видеть и слышать вокруг. Во мне живёт теперь только тот истеричный голос Вершка, та чудовищно откровенная фраза, брошенная мне в лицо. На негнущихся ногах надвигаюсь на Ваньку и сквозь сомкнутые до скрежета зубы процеживаю:

- Это правда?! Ты - гей?

Милый взгляд Вани тухнет, словно у испускающего дух. Синь зрачков меркнет и затягивается мглой. В них гаснет искра надежды вместе с толикой веры в чудо. Хрупкое тело паренька съёживается, пошатывается и начинает оседать.

- Сынок! Что ты такое говоришь? Как можно!? - это мама потрясена моими словами.

Вершок находит в себе последние силы, безвольно поворачивается, бредёт, затем ускоряет шаг и, наконец, бежит. Я провожаю его удивлённым взглядом и замечаю у забора знакомую фигуру.

Это что - Сапа? Петька Сапунов? Он же вроде бы сидит за драку. Пакостная ухмылка на его лице не оставляет сомнений. Да, это он. И именно эта мразь становится чёрной майоликой в мозаике, которую постепенно восстанавливает память.

Мне дурно. Перед глазами плывут серые круги. Я начинаю заваливаться, но, подхваченный родительскими руками, шагаю к такси на парковке...

Очередная бессонная ночь. Прошлую я провёл в ожидании Вани при выписке, сейчас коротаю время до встречи, которую он назначил на утро. В коротком сообщении по телефону Вершок просил уделить час для разговора и объяснения причины бегства.

Я слушаю учащённое биение собственного сердца, мерное движение минутной стрелки на электронных часах, тихие шаги мамы в соседней комнате, озабоченной моим бдением, шум одиноких машин на улицах, которые сначала провожают один суетный день, а потом спешат навстречу новому.

Когда наступает назначенное время, я, игнорируя расспросы родителей, одеваюсь и выбегаю из квартиры.

В Москве редко бывает снежно. Только в метель и вьюгу сугробы вызывают ругань водителей, вынужденных стоять в пробках, и благодарность шустрых ребятишек, играющих в снежки, лепящих снежных баб и просто валяющихся в снегу, чтобы оставить крылья ангела на белой поверхности. Всего день или два зимний подарок природы злит и радует москвичей. Что уж говорить о ранней весне!

Сугробы есть только тут - на газонах парка Горького. Ноздреватые, потемневшие от смога и пыли, они хрумкают под остриями лопат, разбиваются о высохший асфальт, сочатся под лучами солнца и медленно тают, обдуваемые ветром.

Мы с Вершком бредём по аллеям парка. Нам одиноко, хотя вокруг царит суета: красятся заборы, метутся дорожки, чинятся аттракционы, немногочисленные пары снуют, совсем как мы, и радуются первому теплу.

Больше говорит Ваня. Я же отмалчиваюсь и наслаждаюсь мягким тембром его голоса. Меня успокаивает его близость, чарует вязь рассказа, приятно бередит смысл сказанного.

Вершок, так же как и я, провёл прошлую ночь в раздумьях. Подбирал слова, чтобы извиниться за спонтанный побег, за нетерпение со мной, хотя его предупреждал доктор, за неправильно истолкованный им мой тон, с которым я его встретил у больницы. Когда он успокоился, то понял, что моё воспоминание именно так и должно было подействовать: ошарашить, выбить почву из-под ног, сильно удивить и поразить. Поэтому он решил описать мне часть нашей с ним совместной жизни. Именно совместной, а не той, что длилась, пока мы росли и взрослели. Да, она была короткой. Но по своей яркости и насыщенности стала самой счастливой.

Оказывается, в августе, когда закончился отдых Вани на моём теплоходе, мы, как само собой разумеющееся, стали жить вместе. Как пара. Наперекор недоумённым вопросам домашних. Просто объявили, что так решили, и сняли жильё. На него ушли все деньги Вершка, которые он накопил, переводя иностранную литературу. Свой посильный вклад в общую казну внёс и я. И этого нам вполне хватило, чтобы обустроить наше жилище так, как нам хотелось. Мы много гуляли, отдыхали, когда позволял учебный график Вани и моя сезонная подработка. Но чаще зависали дома, потому что нам было хорошо и уютно вдвоём. Я в лице Вершка обрёл нечаянное счастье, он - защиту и смысл существования.

Я слушал это откровение и недоумевал, как такое могло выветриться из моей памяти. Как по мне, та злополучная бита или труба должна была стереть всё, что угодно, только не эту идиллию. Моя травма - это же настоящая усмешка судьбы, крутой поворот, из которого я должен был достойно вырулить, экзамен на прочность моих идеалов и чаяний...

- Вань! Я хочу домой! - вдруг заявляю я.

- Что? Уже? - пугается мой милый.

- К нам домой. К нам, слышишь?

Широкая улыбка озаряет лицо моего Вершка. Яркое полуденное солнце меркнет по сравнению с ней. В очаровательных глазках пляшут чертенята. Мой малыш, плюнув на приличия, бросается ко мне с объятиями и согласно кивает головой, хохочет, хватает за руку, тянет за собой. Его мягкая ладошка запускает новое воспоминание. На этот раз фееричное и сказочное...

"Я уже не сплю, мне хорошо и спокойно. В моей руке ладонь любимого. Он тащит меня из постели, второй рукой безуспешно пытается сорвать одеяло.

- Санечка.

- М-м-м. Повтори!

- Са-неч-ка! Пора вставать.

- Уже встал!

Я отпускаю одеяло, оно соскальзывает, и мой возбуждённый член игриво устремляется в потолок.

- Кто бы сомневался! Ёбарь-террорист.

- И это ты, будущий дипломат, обвиняешь меня в этом? Да ещё такими словами?

Я тяну Ваньку на себя. Даже спросонок делаю это на раз-два. Но он особо не сопротивляется. Раз - и его милый колокольчик между ног наливается силой, два - он уже приземляется мне на грудь.

- Ты этого хотел? - улыбается Ванька и пританцовывает на моих рёбрах. - Говори. Только медленно, чтобы я расслышал.

- Да... именно... этого... я хочу... сейчас... и всегда... - в этот момент я ловлю губами пунцовую головку и начинаю ласкать её языком. - А ещё... хочу вот это...

- Что-что? Я не понимаю. Похоже, тебе что-то мешает во рту!

- Ничего мне не мешает. И ничто не отвлекает. Только твои глупые расспросы, - лишь для этой фразы я выпускаю вкусный член изо рта и хватаюсь за крепкую попку Ванечки.

- Ах, вон оно как! Интересно! - привстаёт на коленках мой малыш.

- А вот мне интересно, что у тебя там, - мямлю я, проникая пальцем в отверстие между бархатных тёплых полушарий.

- Там ничего не изменилось за последние три часа.

- Вот сейчас и проверю! - я ловко перекидываю Ваньку на спину и впиваюсь в него губами.

Мне никогда не надоест его целовать. И рассматривать, как тает в моих руках мой любимый, как затягиваются поволокой удовольствия его васильковые глаза, как трепещет от желания хрупкое тельце, как, словно впервые в жизни, отдаётся он моей животной страсти.

За эти месяцы мы многое перепробовали в постели, познали все позы, но только эта доставляет нам максимальное наслаждение. Когда Ванька лежит на спине, закинув свои ножки мне плечи, а я любуюсь опахалами его ресниц, радостными глазками и без устали целую. Так я чувствую свою силу и единоличное обладание этой красотой, а он показывает свою покорность и постоянное желание угождать своему избраннику. Нам нравится именно так любить, потому что при этом я могу входить в него по самый корень, доставать до самых глубин и контролировать процесс.

А ещё мы научились понимать язык тел друг друга. Когда Ванечка начинает осыпать моё лицо поцелуями, сжимая его ладошками, я притормаживаю. Если он поигрывает пальчиками у моего зада, я перехожу к медленным движениям туда и обратно почти до полного извлечения каменного ствола из ненасытного отверстия. Но стоит только Вершку раскинуть руки в стороны, вцепиться в простыни до побелевших костяшек, я приступаю к яростному вдалбливанию своего поршня в парня. Вколачиваю его, как сваю, не обращая внимания на стоны Вершка. Ведь они вызваны наслаждением. При этом не щажу своих перетруженных мышц, потому что очень скоро наступит развязка.

Финишируем мы всегда одинаково. Я с диким рычанием изливаюсь внутрь. А Ванечка обязательно кончает без рук. Его соки вылетают из члена так далеко, что обрызгивают не только кубики его изумительного пресса, но и мой подбородок, попадают мне на губы и в нос. Этот аромат нашей любви заставляет меня выпустить последнюю порцию спермы. Я падаю на тельце Ванечки, всегда боясь раздавить его своим весом. Лежу, не в силах и безо всякого желания пошевелиться, пока тихий писк Вершка не просит о пощаде"...

Следующее воспоминание такое же яркое и цельное...

"Вечер. Ванька предупреждал, что немного задержится, и всё же я начинаю волноваться. Приготовил лёгкий ужин и уже несколько раз успел подогреть его, а любимого всё нет. Набираю его по телефону.

- Привет, зайка! Ты где?

- Скоро буду. Ты же знаешь, какие в это время пробки. Но я уже лечу, родной. Только заскочу в супермаркет, чтобы взять чего-нибудь вкусненького.

- Ничего не бери. Я уже всё приготовил. И жду. Вкусненький - это ты! Не задерживайся, ладно?

- Ладушки! - бодро отвечает Вершок.

Я ещё с полминутки любуюсь его аватаркой на телефоне, тревожась за него, быстро одеваюсь, натягиваю шапку и спешу встречать его у подъезда.

Дверь позади меня хлопает на пружине. Это отвлекает, как выстрел у уха.

Чувствую тупой и сильный удар по голове.

Валюсь на тротуар.

Гаснущее сознание фиксирует знакомый злобный голос:

- Я же предупреждал, что опетушишься. Педрило!

Сапа!

Лишь бы он не нарвался на Вершка!

Сознание вытаскивает откуда-то давний нехитрый мотивчик: "Ладушки, ладушки. Где жили? У бабушки!"

Темнота".

страницы [1] [2] [3]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Молодые парни, С другом

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>