Горячая гей библиотека

Когда приходит любовь (глава 5)

Часть 2

Мы стоим в аэропорту. Я, Андрюха и Антон. Все напомаженные, меня охватывает волнительное чувство. Андрей на меня хитренько поглядывает.

- Что, Данчик, волнуешься? - спросил Антоха, видя, как я переминаюсь, стоя в ожидании, когда мой рыцарь выйдет к нам. Я уже представлял, как сильно его обниму его и когда мы приедем домой неделю не выпущу его из кровати.

Стоим ждём. Все уже давно вышли. Мы втроём начинаем озираться по сторонам. Думали, это прикол у Ильи такой. Но ни через пять минут, ни даже через десять минут Илья не появился. Внутри закралось какое-то волнение. Какие-то тревожные мысли поползли. Ведь вчера мы созванивались, и Илья сказал, что билеты куплены на этот рейс. Мои пальцы судорожно набирают номер: "Абонент..." сбрасываю, не дослушав. Глупое выражение на моём лице ловит Андрей. Он молча пожимает плечами. Да оно и понятно, они знают ровно столько, сколько и я.

- Ну, воронята, встретили Илюху? - по нашим плечам хлопнули крепкие руки Палыча. Он, оказывается, тоже пришёл встречать чемпиона.

- Нет, - мы сказали все в голос.

На лице Палыча, как полчаса назад было на наших, мы видим такое же выражение лица.

- То есть как нет?

- Не было его.

- Так полчаса уже прошло.

- Ага, - это всё, что я сейчас был готов сказать, не разрыдавшись от досады прямо там.

- Так, воронята, за мной. Сейчас выясним, - Палыч нашёл нужного человека, что-то сказал ему на ухо, мы куда-то пошли, кто-то куда-то позвонил, и Палычу так же на ухо ответили. - Ну что, соколики, - его лицо приобрело ещё более задумчивый вид, - не садился Илья в самолёт.

Он снова отошёл и кому-то позвонил. Обращался к кому-то очень вежливо и по имени отчеству, о чём-то просил. Долго ждал, не сбрасывая звонок. Потом несколько раз кивнул, обязался помочь в каком-то деле и снова вернулся к нам.

- Надо объявлять в розыск, - только и сказал он.

После этих слов он спешно удалился, оставив нас в глубочайшем недоумении. Что касается лично меня, то слово "недоумение" даже близко не могло отразить моего состояния на данный момент. А потом началось: сначала люди в погонах, потом люди без погонов, потом вообще какие-то люди. Все они задавали почти одни и те же вопросы, куда-то водили, что-то спрашивали, показывали какие-то фотографии. Этот период для меня длился целую вечность, в которой я пробыл, как в тумане. Хотя, пробыл или прожил, здесь будет неуместно сказать, скорее, просуществовал. Мне ведь никто ничего не говорил и не объяснял, что меня ещё больше морально убивало. Гораздо позже из задаваемых вопросов я понял, что Илья пропал без вести, что его никто не видел, однако в поезде нашли три трупа, потом нашли пассажиров, которые опознали Илью. И вдобавок ко всему меня добил тот факт, что это он их убил какими-то специальными и запрещёнными приёмами, как выяснила экспертиза. Тут я вспомнил, что Палыч его обучал тогда этим приёмам, мы с Андреем неоднократно наблюдали этот процесс, но никому об этом говорить не стал. Всё отрицал. Палыча вообще затаскали по казематам. Появляясь на тренировках, он был просто чернее тучи, но не столько из-за злости на Илью за то, что он использовал то, что нельзя было использовать, а сколько из-за усталости от многочасовых ожиданий и мотаний по кабинета. Но он ни слова не говорил о том, что происходило в беспросветных коридорах тех мест, которых не существует.

А у меня с того момента жизнь просто закончилась, она буквально замерла в каком-то непонятном ожидании. Слезы у меня закончились уже на третий день. Я хотел плакать, но не мог. Я даже пробовал, как тогда Илья, заливаться в полный ноль, так, что память отрубало, но это не помогло, наоборот, только прибавляло боли - ещё и от глубочайшего похмелья. Спасибо парням огромное, они не отходили от меня ни на шаг, каждый день дежурили у меня. Они ничего не говорили, они просто были рядом и, как могли, помогали.

Я не знаю, сколько бы продолжался бы этот самораспад и насколько бы хватило Антона и Андрея, но всё изменилось в один день, резко и снова, как всегда, кардинально. Я уже в какой-то из десятых раз лежал на кровати и предавался печальнейшим мыслям о том, что жить мне больше незачем. Учёбу я бросил, так как не видел дальше своей жизни. Из-за полного отсутствия аппетита ничего почти не ел, в результате чего значительно потерял в весе, что, конечно же, сказалось на моей внешности. Щёки впали, под глазами синяки, я оброс, как обезьяна. Андрей или Антон меня иногда мыли, потому как вонь начинала стоять просто невыносимая. В общем, как в Освенциме побывал. Из жизнерадостного и красивого парня я превратился в такую страшную уродину. У зомби инфаркт бы случился, попадись я ему на глаза.

Лежу я и продолжаю заживо разлагаться, морально и физически. Дверь в квартиру открылась. У Андрея и Антона были ключи. И я уже даже перестал обращать на них внимание. Они обычно приходили в одно и тоже время и почти всегда вдвоём. Но сейчас был, во-первых, день, а они приходили вечером, а, во-вторых, был один человек и шаги отличались. Но сейчас мне было абсолютно всё равно, кто там был. Я даже не поднял головы, продолжая лежать, уткнувшись в подушку, которая уже отдавала солью. На этой подушке когда-то спал Илья - это его любимая подушка, и я всё это время не выпускал её из рук.

Кто-то сел на край кровати у моей головы. Слышу тяжкий вздох. Чувствую, как чья-то рука опускается мне на голову и начинает теребить мои засаленные, немытые волосы. Я понимаю, что это Виктор Витальевич - отец Ильи. Но зачем он пришёл? Он же ненавидел меня лютой ненавистью, а тут сидит и гладит меня. Наверное, пришёл сказать, чтобы я вещи собирал, квартира-то не моя и платить за неё теперь некому. Парни старались, как могли, но они как бы тоже не миллионеры...

- Что Данчик, - его голос дрожал, но не от слёз и горечи, я думаю, он их уже тоже выплакал, он был немного пьян, - тоже сильно переживаешь?

Он назвал меня Данчиком, хотя всегда отзывался обо мне "этот" или вообще обезличено. И это даже как-то резануло слух. Но я не ответил, лишь сильнее сжал подушку. Думаю, уж если придётся уйти, её я заберу с собой.

- Сегодня уже сорок дней, как Илья пропал, - он прервался и сглотнул, горечь утраты. - Его нигде не могут найти, да ещё эти трупы, будь они неладны... Ты прости меня, что я был несправедливо зол к тебе, - продолжал он. - Это я, скорее, на себя злился. Но как бы там ни было, я бы принял выбор Ильи, просто мне не хватило на это времени. И я столько раз откладывал разговор... Боялся.

Это уже было похоже на признание или некую исповедь. А я лежал и боялся пошевелиться. Я просто не узнавал этого человека. И если Илья был ещё хоть как-то "пробиваем", то о его отце у меня сложилось мнение просто непреступной крепости, несгибаемой воли и силы, невзирая ни на что. Наверное, это бы и продолжалось ещё очень долго, если бы не это событие. Он продолжал говорить.

- И только ты остался, Данчик, кто был очень близок к моему сыну. Ты знал и помнишь его таким, каким я никогда его не видел и не знал... - он снова прервался, делая тяжкий вздох, - ты уж прости старика, - он наклонился и поцеловал меня в голову. - Я хочу, чтобы... Нет, я прошу, точнее, спрашиваю тебя, ты мог бы быть мне сыном?

Эти слова долбанули мне по ушам, словно царь-колокол возле звенел. Они, словно кувалда, шандарахнули по голове, отчего она закружилась. Я лишь приоткрыл рот, чтобы можно было вдохнуть, потому что дыхание просто спёрло. Внутри меня что-то щёлкнуло, какая-то часть меня треснула, где- то что-то отозвалось нудящей тупой болью. Что я мог ответить ему? Точнее, что я хотел ответить ему? Он убрал руку с моей головы. Видно, не дождавшись ожидаемого ответа, решил уйти и даже уже немного привстал. Я повернулся и лёг на спину, явив ему свои впалые щёки с синяками под глазами глазами от бессонных ночей и дней.

- А я подумал, Вы меня пришли выгнать, - мой голос от долгого пребывания в безмолвии прозвучал очень глухо.

- Не стану скрывать, поначалу, когда стало известно, что Илья пропал, я так и хотел поступить. Но ты знаешь, что-то меня остановило. И сейчас я больше всего жалею о том, что не пришёл раньше, что так долго откладывал этот разговор.

Я не мог не заметить того, что что-то изменилось во взгляде Виктора Витальевича. И раньше, когда нам доводилось пересекаться с ним, когда он в очередной раз пытался вразумить своего нерадивого сына, его взгляд был настолько пронзительным, что меня не спасала даже широкая спина Ильи, когда тот преграждал собой путь дальше коридора. Но сейчас эти глаза, этот взгляд был полон любви и нежности, сейчас он излучал надежду и выражал полное отчаяние. Я не мог не заметить, что он сильно постарел, появились седые волосы, больше стало морщин. И сейчас этот старик пытался найти смысл жить дальше, и этим смыслом был я.

Он смотрел на меня не оценивающе или проникновенно, он смотрел на меня с заботой - так, как обычно смотрят отцы на своих сыновей. И я понимал остатками своего угасающего разума, что мы просто необходимы друг другу. Я собрал свои силы и, подняв своё ослабевшее тело, обнял его. И наверное, ему сейчас было всё равно, что смердело от меня, как от разлагающего трупа, потому как он крепко прижал меня к себе, словно отец и сын не виделись полжизни.

страницы [1] [2] [3] [4] . . . [7]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Совращение натурала

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>