Горячая гей библиотека

Настоящий полковник (глава 5)

Часть 2

Вот что мне поведал сержант, предварительно уведомив, что разговор с глазу на глаз, без всяких там блядских бабских штучек: "Я прибыл сюда взамен дембельнувшегося сержанта, Юрке ещё год было служить. Он уже поднаторел и всю технологию службы, как "Отче наш", знал. Вот и вводил в курс дела. Лето было, жара. Ходили почти голышом в одних труселях. В такой одежонке трудно скрывать то, что эпизодически, помимо воли хозяина, вскакивает во весь свой полный рост.

У Юрки, мелкого такого, но острого на язык парня, членик был небольшой, даже во вставшем состоянии всего сантиметров десять, да к тому же ещё и тонкий. Узрев как-то мой сильно выпирающий стояк, долго вокруг и около ходить не стал, а прямо внаглую предложил отсосать. А чего отказываться, дрочить-то уж надоело. Что и было сделано в кубрике через минуту. Сказать, что это было хорошо, значит просто соврать. Это было охуительно классно!

На следующий день я уже сам заявил: "Давай, земеля, порадей, шибко хочется. Посмотри, как встал!" На что этот наглый совратитель, который оказался ещё и искусным интриганом, заявил: "Хочется? Мне тоже. Но теперь другой расклад: я тебе, а ты - мне. А если нет, то соси себе сам. Я не буду, хоть убей!"

От такого решения я был в шоке. Да чтоб у этого мелкого в рот взять, да никогда! Чай не пидор.

Но на следующий день опять стал к нему подкатываться. Примерно как в той песне: "Я к нему и так, и этак, со словами и без слов"; ну, её ещё Николай Караченцев поёт в фильме... как его, а, "Белые росы". А он упёрся. Или обоюдно, или никак. Вот чёртов нахалёнок!

Через неделю я резко изменил тактику. По вечерам стал устраивать прямо настоящее шоу. Скидывал полностью одежду, демонстрируя природой данную фактуру. Чего только не выкаблучивал: и потряхивал, и потирал, и залуплял, и театрально, с ахами и охами, изображая кайф, дрочил. А этот распиздяй сидит, как сыч, напротив - и молчит. Глаза по блюдцу, изо рта слюни аж текут, язычком свои алые губки облизывает, взор от моего балуна не отводит и себя за свой стручок то двумя пальчиками, то кулаком до оргазма доводит.

А я смотрю на этот алый бутончик губ и шаловливый язычок и сам просто реально так представляю, как он ими мой толстый и длинный жезл ублажает. Чай не "с гулькин хер", есть, на что посмотреть, почти двадцать один сантиметр, с крупной такой, мясистой головкой. Вспоминаю, как по первому разу им губы Юрику раздвигал. Как его гибкий красный шалунишка язычок по уздечке навершия круги нарезал, оставляя влажные следы слюны. А потом заглатывал и заглатывал. Особо классно было, когда моя залупень из полости рта входила в узкое горлышко. До визга щенячьего, до матерка озорного доводил. Так славно! Удовольствие зашкаливало. И ведь обоим хорошо было. Какого рожна этому уёбищу ещё надо, а?

Спустя десять дней таких вечерних представлений я обозлился и ему пару "лёгоньких лещей" отвесил, дабы не побить, а поучить да в чувство привести, ну и сопротивление сломить. Ни хера! Сидит на кровати, глаза, полные слёз, голос дрожит, ручонки подрагивают, но ведь всё равно упорно стоит на своём. Жалобным голосом упрямо талдычит: "Хоть убей! Либо обоюдно, либо никак. Каждый сам по себе. Наедине с Дунькой Кулаковой".

Вот ведь выблядок! Дал вкусить торт "Птичье молоко", а потом заерепенился и хочет посадить на замшелые сухари без воды. Да я и без его советов себя наяриваю каждый вечер, но дрочка только временно снимает напряжение, не давая радости и того щенячьего восторга, которые я испытывал при сексе с Юркой. Хотелось вновь почувствовать тепло человека, ласки рук, жар тела, влажность обволакивания зева, тесноту скольжения горла... Вот ведь упрямый искуситель, обладатель глубокой глотки, способной принять моего обалдуя полностью, вобрав до самого лобка, так что яйца о подбородок бьются.

А потом мне его стало жалко. Такой маленький, слабенький, а я его за мужика держу. Да он ещё пацан малахольный и таким надолго останется. Зато какой характер! Да, пытай не пытай - не предаст и своих не выдаст. И вот такого славного парнишку я, как гестапо, мучаю. У, палач! Вырос на сибирском добре натуральном "в коломенскую версту", дал Бог тебе силушку немереную, медвежью, так что теперь, каждого гнобить будешь? Ты ведь не кровавый цепной пёс Малюта, чьё имя стало нарицательным на все времена для всех россиян.

На Руси давно известна поговорка: "Не так страшен чёрт, как его малюют", но при Грозном она видоизменилась. Московские люди, а за ними и все остальные стали приговаривать: "Не так страшен царь, как его Малюта". Под царём, естественно, понимался здравствующий государь Иван Васильевич, а под Малютой - его правая рука - Григорий Лукьянович Бельский-Скуратов. Из служивых он, обычный войсковой сотник. Из-за своей жестокости, нечеловеческой верности, яко пёс, и готовности выполнить не то что приказ, прихоть и был он Каином во плоти, цербером кровожадным.

Это что же, и я такой, получается?!

Да Юрасеньку надо оберегать, жалеть. Вон ведь сидит, такой махонький да взъерошенный, как воробей, так и хочется его обнять да пожалеть. И с каждым днём стало мне его всё жальчее и жальчее.

Короче, дней через пять я сдался. Подсел, обнял, прижал, поцеловал. Миролюбиво произнёс: "Ладно, нахалёнок и интриган. Твоя взяла. Давай кроватки сдвинем да возляжем в любви и согласии. Соси у меня, жаль ты моя, а потом, так и быть, я тебя вылижу, как щеночка махонького да беззащитного".

А он хитренько так поглядывает и игриво-затейно бает: "Давно бы так. Чего столько времени ломался, сколько кайфа потеряли. Как говорится: "Один раз не пидарас". А потом, я же тебя пока не ебаться зову, а так, по минетику. Для начала хотя бы раз в день, а дальше как получится. Да и не переживай ты так. Уж не ведаю, кто такой мудрый был, но сколько стоит сия точка в тундре, столько лет мужики служивые таким образом себя ублажают, баб-то на сотни километров рядом нет. Так что не ты первый, не ты последний".

Мы с ним быстро кровати сдвинули, всё, что было из одежды, скинули и легли. Слышу, опять вещает; ишь, как пацанчик-то раскомандовался, яко генерал: "Мирон, а Мирон, чтобы ты меня не надул, давай-ка возляжем валетиком на бочок и обоюдно разом засосём одновременно. Хорошо?"

Ну, и что делать? Убивать этого наглеца? Тогда вообще не с кем будет даже слово перемолвить, не то что вместе кейфовать, да и жалею я этого пацанёнка.

А шло бы оно всё и ехало! Уж коли так судьба уготовила, что нету баб, так не помирать же мужикам.

Лады, иди сюда! И я обхватил его маленькие, но довольно мягонькие половинки попки и вобрал его тоненький стручок в ротешник, как будто спрятал от всяких невзгод.

Вот с тех пор и закрутилось у нас любовь-морковь. Да так разохотились, что в иной раз и днём устраивали сексотерапию каждые три-четыре часа. Служба из медляка преобразилась в романтический вальс в быстром темпе.

Год пролетел незаметно. Вот сейчас где-то на гражданке мой ласковый нахалёнок. Теперь нам с тобой решать надо, как "дальше жить в нашей избушке, где всего две живых зверушки". Как станем выживать в таких вот вынужденных условиях? Гробить своё здоровье монашеским обетом целибата или жить в согласии и радости обоюдного секса? Я тебе сосу, ты мне... Ответа разом не требую. Утро вечера мудренее. Подумай, обмозгуй, переспи с мыслью о неизбежном, а завтра и решение примем".

А чего думать-то долго? Сразу вспомнился подслушанный разговор отца со своим младшим братом, который более пяти лет отсидел за непредумышленное убийство. На стройке робил, буря разыгралась, крановщик погиб, а дядька прорабом был, вот и стал "без вины виноватым". Я во время их разговора на печи лежал, там и затаился. И каждое словечко помню, особенно это: "Самое страшное там, за колючим забором, когда хуй стоит постоянно - ебаться хочется, а не с кем. Бабы-то в отдельных тюрьмах сидят, в других зонах парятся. А ты с юности ещё должен помнить, что если пару палок в ночи не брошу, спать не могу. Что делать?

Но жизнь, она и в тюрьме жизнь. Притёрся, пригляделся. Там есть такие общие "петушки". Да вот, блядства душа никогда не принимала. Нет, не моё. Но ведь все живые.

Сдружился с парнишкой молодым, почти мой ровесник, и как-то мы с ним переплелись. Он при библиотеке пристроился, а я как бы стал самым лучшим читателем. Вот там по-тихому он в меня, я в него. Всё было: и в рот, и в попку. Зато не озлобились оба и не оскотинились, сохранили свою психику на нормальном уровне. Так делали шито-крыто, что до окончания срока обоюдные поебушки оставались только нашей тайной. Знаешь, брательник, оказывается, это так клёво. Ни о чём не жалею!"

На следующее утро дядька уехал из деревни навсегда. Завербовался на Крайний Север. И правильно сделал: деревенские ему бы всегда напоминали, что сидел, да и относились бы с недоверием. А там новое место, новые люди, никто никого не знает.

Он работал и учился. Женился. Теперь где-то там - на Северах - большой начальник. У меня, оказывается, куча двоюродных братьев - аж три, и две сестрёнки есть. Так что пять лет с мужиком жил, а ничего дурного не пристало. Вон сколько потом настрогал.

Вот и мне надо соглашаться. Если уж что не по нраву станет, откажусь, перейду только на ручную работу. Зато без всякого стеснения да шараханья друг от друга.

Мысли эти быстро промчались в голове, и я объявил Мирону своё решение.

А уже через минуту мы, сдвинув кровати, облапив друг друга за попки, лежали валетиком и полировали две большие елды: он - мою, я - его. Ты меня не первый день знаешь, уж если решение принимаю, то его выполняю честно и до конца. Это уж если в воду нырнул, то надо плыть, а то ведь и потонуть можно.

Ваня, я и не помышлял, как это сладко! Ну, да теперь и сам это знаешь, тебя ведь от моего хуя клещами не оторвёшь.

Полгода пролетели, как неделя. Хотя за это время мне сначала ефрейтора присвоили, а потом и звание младшего сержанта. Некстати так пришёл дембель Мирона. Только полное понимание наступило у нас, только как две половинки одного целого стали, как пришёл срок расставаться.

Замену ему выбирал сам. Приглядел с нового призыва парнишку, так на тебя похожего. За то и выбрал. Хоть меня и отговаривали, мол, он москвич, а они все с выпендрёжем, намучаешься. Но в реальности всё наоборот оказалось. Добрый такой пацан, покладистый, с первых минут всё угодить пытался. Заботился обо мне, как о родной кровиночке.

Я ему даже и не пытался ничего говорить о сложившихся из поколения в поколение порядках совместного проживания. В первую же ночь на составленных ещё при Мироне кроватях ласково обнял, прижал, раздел и уцеловывать стал. А Федя, всхлипнув, радостно присосался к моей елде, как к мамкиной сиське, даже не настаивая, чтобы я ему тем же ответил. Да так мастерски, что я обалдел. Потом я много чего из его техники минета перенял. А вобрав до капельки мою кончу, он не успокоился, пока не добился, чтобы мой Змей Горыныч опять свою раздувшую головку поднял. А уж как убедился в твёрдости, приподнял себя и на эту каменную палку сел попкой. Я аж задохнулся - и от неожиданности, и от ощущений. Первый раз по-настоящему ебал. Это уж потом его под себя подмял, ножонки на плечи водрузил и жарил долго, до разноцветных кругов в глазах.

страницы [1] [2] [3]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Первый раз, Военные

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>