BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Любовь нечаянно нагрянетЧасть 2 Но всё это только мои фантазии, под которые я дрочу, - так, что сперма струёй бьёт мне в
лицо, и я слизываю молофью с губ; а в реальной жизни я и правда не сделаю ничего, что
могло бы подвергнуть риску моё счастье быть рядом с Гошкой. Просто быть каждый день. И я
не хочу думать, что будет, когда кончится школа. Так что по части опыта с парнями я
девственник. А по части опыта с девушками - нет. Как и мой лучший в мире друг Игорёша.
Я помню тот день, ту ночь, когда Гошка девственность потерял. Это происходит, случается
всё в том же сентябре, когда я в него влюбился, - в невероятно жарком сентябре с обманчиво
летними тёплыми ночами. Я тогда случайно понимаю, что в Игоря влюблена Комарова из
параллельного класса "А", потому что я сам влюблён, как кошка, и запах чужой любви
заставляет меня выгибать спину и настораживать глаз и ухо. Я просто замечаю, что Комарова
на переменах всё время подходит к нему. А потом перехватываю её взгляд. Она смотрит на
меня не дольше секунды, но я холодею, потому что понимаю, что за этим взглядом стоит. "Я
люблю его больше жизни. И отдам все, только чтобы он стал моим. Думаешь, я не вижу, что ты
любишь его тоже? Но я женщина. На него у меня больше прав". - Держу пари, - говорю я
Гошке спустя неделю на школьной дискотеке, - у Комаровой сегодня пустая квартира. - С
чего ты взял? - смеётся Гошка. - Но есть в ней что-то такое... я даже не знаю... от
взрослой женщины. Год назад я её вообще не замечал! - Она тебя хочет, - продолжаю я
зло. - Вот что в ней от взрослой женщины. И ты ведь не откажешься! - Ну ты и фантазёр!
- Гошка снова смеётся. - Насрать мне, пустая ли у неё квартира. Я сегодня вообще буду
ночевать у тебя. Я знаю... - он останавливает меня движением руки, - что у твоей матери
проблемы. Но я всё равно буду сегодня ночевать у тебя. - Хорошо. Только имей в виду, -
говорю я, - что я и правда буду ждать тебя до утра. Кинешь в окошко камушком, если
придёшь. Гоша танцует. Он танцует очень хорошо. И Комарова хорошо танцует. Они вместе
танцуют лучше всех. И пару раз она смотрит на меня, словно стреляет из дуэльного
пистолета. Я неуклюже протискиваюсь к Комаровой и кричу ей в ухо, перебивая музыку: -
Похоже, у нас с тобой сегодня вечером на двоих один ценный приз. Она наклоняется к
моему уху: - Через! Пять! Минут! В учительской! Там не закрыто! Через пять минут я в
учительской. Комарова уже там. Мы не включаем свет, довольствуясь фонарями за окном.
Комарова открывает сумочку и достаёт оттуда плоскую стеклянную фляжку коньяка: -
Хлебнём? Я киваю. Музыка долетает до нас то громче, то тише, когда открываются и
закрываются двери в зал, где танцуют. Мы делаем по глотку из горлышка. Коньяк обжигает. Мы
оба одинаково поводим плечами: "Бр-р-р!" "У нас, похоже, дуэль на коньяке", - говорю я
себе мысленно, но ошибаюсь. Комарова говорит: - Смотри, - и, сделав быстрое движение
сзади, приспускает платье с одного плеча. Я вижу лифчик в кружевах, но цвет в полутьме
не разобрать. Вслед за платьем Комарова приспускает чашечку лифчика. Её грудь пологая
сверху, но круто поднимается снизу, с большим тёмным соском. Во мне ничто не шевелится, но
я понимаю, что это красивая грудь. И я понимаю, что проиграл. - Я отдамся тебе в
понедельник, если хочешь, - говорит Комарова. - А если хочешь, прямо сейчас отсосу. Но
сегодня отдай его мне. Мне бьёт по ушам её чудовищное, немыслимое, вульгарное "отсосу",
но я понимаю, что она меня просто добивает, достреливает. Как Вронский - раненую Фру-Фру.
Мы оба всё понимаем. Друг про друга тоже. Я беру у Комаровой из рук фляжку и с бульканьем
опустошаю её до дна. Наверняка дома у неё есть ещё. А потом под музыку чужого веселья
почти выбегаю из школы. Невыносимо, совсем по-летнему, тепло, но пахнет уже прелью,
разрушением, концом. И я вдруг начинаю рыдать. Я плачу в три ручья. Нет, я плачу во все
ручьи мира, бегущие в океан, но не приносящие счастья парнишке, пускающего по этим ручьям
кораблики своей несчастной любви. А потом на нетвёрдых ногах я возвращаюсь домой, помогаю
пьяной матери перебраться с дивана на кровать и выключаю телевизор. Я засыпаю одетый в
кресле у окна. Камушек со стуком бьёт в окно, когда уже светает. И я опять не могу
поверить, что это осенний, а не летний беспечный рассвет. Гошка машет снизу рукой. Я бегу
открывать дверь в подъезде. Гошка блаженно пьян, даже пьяненек. На его лице улыбка
наисчастливейшего идиота. - Ты мой лучший друг, - говорит он. - Я люблю тебя больше
всех на свете! Давай погуляем? А потом спать. Я не спал сегодня вообще... Мы идём к
парку - туда, где в моих мечтах меня заставляла Гошке отсасывать местная шпана. - Это
был большой кайф? - спрашиваю я. - Как долго это вообще всё длится? - Это, - смеётся он
счастливо, - очень-очень нежно. Хотя первый раз был совсем коротким. А второй... нет,
погоди, третий был лучшим. - Вы целых три раза?!. - спрашиваю я, как идиот. Гошка
снова смеётся: - Больше. Неважно! - Ей не было больно? - Представляешь, у неё уже
был мужчина. Летом, на юге. Влюбился до безумия, водил по ресторанам, покупал кольца,
серьги. А она наврала, что ей уже девятнадцать, и, в общем, она уступила не ему, а любви.
- Блядь! - Да нет. Я ведь тоже её любви уступил. А она, когда он сказал, что хочет
познакомиться с её родителями, поняла, что дело далеко зашло, и показала ему паспорт. -
А он сказал, что распишется с нею позже? - Точно! Откуда знаешь? Она что, и тебе
рассказала?! - Знаю, просто это любовь. Просто я тебя люблю. - Я тебя тоже! Ты мой
лучший друг! Гоша обнимает меня и чмокает в щёку. - Ты понимаешь - я стал муж-чи-
ной! Ты не знаешь, что это такое! Нет, слушай, я не хотел обидеть - у Комаровой есть
подруга, хочешь? Я отрицательно качаю головой. Я снова почти плачу, разом от счастья и
от несчастья. Я ещё не знаю, что все же пересплю с Комаровой через полгода, когда Гошка
сбежит разом и от меня, и от Комаровой в собственную любовь к практикантке из
педагогического и станет таскаться за ней глупой покорной собачонкой, ожидая подачки или
ласки, и мы с Комаровой, даже не поняв, а почувствовав это, станем больше, чем друзьями -
в один из тех вечеров, когда у Комаровой снова дома будет коньяк, но снова не будет
родителей. - В конце концов, я тебе кое-что обещала, и на твоём месте я бы не
отказывалась - кто знает, будет ли у тебя ещё с девушками шанс? - говорит она, и я от
отчаяния соглашаюсь. Но, на удивление нам обоим, всё проходит на редкость гладко, и у
меня член стоит штыком. И когда всё заканчивается со взаимным криком, таким, что мы
зажимаем друг другу ладонями рты, Комарова произносит по-взрослому задумчиво, даже
раздумчиво: - То есть, когда мы ебёмся, мы оба представляем того, с кем ебаться
действительно бы хотели... И я понимаю, почему ей, аккуратистке-отличнице, так
необходимы грязные слова. Мы занимаемся любовью, как несчастные котята или кутята,
брошенные богом любви. Я вылизываю ей и вставляю ей, потому что ей так же лизал и вставлял
тот, кого я люблю больше жизни. А она пускает меня к себе и в себя, потому что я люблю
того, кого больше жизни любит она. Только ей я рассказываю, каков Гоша со мной наедине.
А она только мне рассказывает, каков он с нею постели. - Привет, пааадруга! - говорю я,
приходя к ней домой, когда её родаки снова на даче, и целую в губы. - Привет,
пааадруга! - отвечает она. - Наша общая любовь по-прежнему на измене. Да, я прихожу и
трахаю её, вынюхивая в ней остатки запаха Гошки, потому что несколько раз, устав от
неприступности практикантки, он возвращается к доступности Комаровой. Но он ни словом, ни
полсловом не проговаривается о своей любви. Он свою любовь скрывает ото всех. Он больше не
говорит, да и не может мне сказать, что любит меня больше всех в мире. И я всё чаще смотрю
на него как на ещё одно родное тело, которое захвачено инопланетностью, чужеродностью.
Когда я однажды спрашиваю его напрямую про практикантку, он смеётся фальшиво: -
Гонево, чистое гонево! У тебя все время какие-то фантазии! - Гоша, - говорю я ему
тогда, - я люблю тебя больше жизни. Я люблю тебя так же, как ты любишь её. Или как тебя
любит Комарова. Это просто чтобы ты понимал. Я готов за тебя отдать жизнь. Я готов отдать
жизнь за то, чтобы с тобой хотя бы один раз... И прикусываю себе язык. С Комаровой
мы вместе строим планы уничтожения практикантки, на которую Гошка смотрит преданными
глазами щенка. Но в один прекрасный день Комарова подходит ко мне в школе и говорит: -
Слушай, есть серьёзный вопрос. - Кажется, я знаю, какой. Любим ли мы все ещё того, кто
стал совершенно другим? Я угадал? Комарова смеётся и говорит: - У меня есть с собой
коньяк. - Ты предлагаешь спиться прямо на уроках? - Почему бы и нет? Два лучших
ученика пьяны посреди бела дня! А на закуску я тебе отсосу! Ты где предпочитаешь - в
кабинете физики или химии?..
страницы [1] [2] [3]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, С другом, Бисексуалы
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|