Горячая гей библиотека

Эмеркельд: две славные луны Севердера смотрели в спальню мою...

Часть 7 (последняя)

Речи и кинжал

Лежали мы рядом. Лежали, соприкасаясь телами нашими. Чувствовал я, как вытекает семя насильника моего из моего постыдного отверстия, разверзнутого и болезненного. По коже живота моего стекало на простыни моё собственное семя.

Я улыбался. Надеюсь, в полумраке моя улыбка видна не была. Был я, впервые в жизни своей, совершенно удовлетворён, преисполнен радости и счастья. Познал я вкус пирожных этой ночью, и был тот вкус божественным и сладчайшим. Познал я и вкус пирога, и был тот вкус порочно изысканным.

Зашевелился Алессан, увидел перламутровый ручеёк на животе моём и стал нежно слизывать сок мой. Были те прикосновение столь мягкими и любящими, что сжалось сердце моё от ответной нежности и любви к Алессану. Но не мог я ни взглядом, ни жестом, ни словом унизиться и выразить чувства свои, а посему лежал неподвижно, позволяя юноше наслаждаться семенем моим и сам втайне наслаждаясь минутами удовлетворения, покоя и прикосновений губ и языка насильника моего.

Когда же на коже моей не мог уже больше Алессан отыскать следов излияний моих, молвил он так:

- Вот счастие, и нет счастия иного. Была ночь сия наипрекраснейшим часом жизни моей. Довелось видеть мне нагим самое совершенное тело самого красивого юноши на земле, в небе и в Чертоге Великом...

И стал Алессан нежно целовать лицо моё, и было то приятно мне, хоть и чувствовался запах семени моего всякий раз, как приближалось лицо юноши к ноздрям моим, и чувствовался вкус семени моего, странный и необычный, когда касались уста его уст моих.

- Довелось узреть мне, - продолжал шептать товарищ мой, - что возбудило моё присутствие наипрекраснейшего из богов, ибо, несомненно, бог вы, о владетельный граф мой. Посчастливилось мне касаться наисовершеннейшего тела вашего руками, губами, языком и всем телом моим. Даровано было мне счастие погрузить наипризывнейшее мужское достоинство ваше в рот свой и сосать древко ваше. И испить наисладчайший мед семени вашего.

Алессан лобызал меня вновь и вновь, а пальцы его играли с локонами моими. Глаза же смотрели на меня с любовью, нежностью и грустью.

- Удостоился я чести и счастия погрузить недостойный жезл свой в красивейший из когда-либо существовавших задов. Пережил я высочайшее наслаждение, наполнив наисовершеннейшего из юношей низменным семенем греха моего. Да, испытал я наслаждение, коему равного нет, но, что важнее всего - видел я, что удалось доставить мне немного удовольствия и богу моему, вам, о любимый мой.

Алессан прервал речь свою, оторвал губы свои от шеи моей и поднялся с кровати. Теперь, после всего, что испытал я, совершенно по-иному смотрел я на обнажённое тело моего насильника, на его поникший, покрытый блестящим семенем жезл и исполненное нежной грусти лицо его.

Сам же юноша порылся в одеждах своих и достал боевой кинжал народа Севердера.

- Была ночь сия наипрекраснейшим часом жизни моей, - сказал он. - И нет смысла дальше жить мне.

Алессан взмахнул кинжалом, намереваясь пронзить им сердце своё.

В ужасе вскочил я, бросившись к Алессану с воплем:

- Нет! Не делай сего!

- Отойдите, о наипрекраснейший бог из всех богов, чтобы не испачкать наисовершеннейшее, наипрекраснейшее тело своё недостойной кровью моею, - ответствовал Алессан, отталкивая меня одной рукой своей и вновь замахиваясь другой рукою - той, в коей держал он кинжал. - Если не позволено мне избавить себя от пытки пресной и безрадостной дальнейшей жизнью моей, пытки, в коей ежеминутно доведётся стенать мне от воспоминаний о величайшем счастии своём, всё равно должен наказать я себя за преступления, совершённые мною.

Из постыдного выхода из тела моего, ещё полностью не закрывшегося, потекло по ногам моим семя насильника, но не обращал я на то никакого внимания.

- О каких преступлениях говоришь ты, Алессан? - вопрошал я, повисая на руке товарища моего, чтобы не позволить ему совершить ужасный удар.

- Восторжествовала над господином моим плоть моя, плоть ничтожного червя у храма величия графов Эмеркельдов, и должен я, как вассал ваш, умереть за то на плахе. То есть одно моё преступление.

- Каково же твоё второе преступление?

- Низменною земною любовью полюбил я, муж, иного мужа и насильно соблазнил того мужа, позволив противоестественной любви моей свершиться, а значит должен, как покорный раб богов кровавых, умереть я.

- Велики преступления твои, - ответствовал я ему, - но верховный судья в Эмеркельде я и верховный жрец я. Прощаю я тебя. Иди и живи.

Покачал на то головой Алессан.

- Нет строже судьи надо мною, чем я сам. И приговариваю я себя к немедленной и милосердной смерти от острого боевого клинка Севердера.

И вновь замахнулся юноша кинжалом.

- Забываешься ты, ничтожнейший из вассалов моих! - воскликнул я, принимая гордый вид, сколь ни смешно было голому юноше, с потёками чужого семени на ногах, принимать гордый вид. - Раб ты, а я господин твой. И лишь мне принадлежит жизнь твоя. И не позволяю я тебе умереть, а приказываю жить.

Медленно опустил острый клинок Алессан.

- На что, на что мне жизнь теперь? - дрожащим голосом вопрошал он.

- На то, что приказал я тебе жить, - ответствовал я ему, позволяя своим давним мыслям вырваться наружу. - Быть моей дланью, никогда не сомневающейся и никогда не спрашивающей причин моих приказов. Быть продолжением моим, готовым принести в жертву жизнь свою и чужую по единственному слову моему. Стать тенью, не имеющей права остановиться ни перед чем и ни перед кем. А ещё потому, что ты - один из сотни, и не можешь ты не дать вырасти крыльям своим.

Замер юноша, и по тому, как менялось выражение лика его, видел я, как постепенно доходят до его понимания мои слова.

- Что? - спросил он, ещё не смея верить услышанному.

- Лишь у одного из сотни мужчин вырастают крылья, - надменно повторил я, вновь напоминая недостойному вассалу, кто здесь господин, - и ты - один из сотни.

- Что?! - вскричал Алессан и принялся вертеться перед зеркалом, чтобы разглядеть то, что узрел я ещё тогда, когда разоблачался насильник мой.

Наконец, выгнулся Алессан достаточно, чтобы увидеть, как в серебряном полотне на стене отразились вспучившие кожу над лопатками почки крыльев.

- О, мой любимый! - прокричал радостно юноша. - Сколь счастлива судьба моя! Сколь волшебна ночь сия!

- Истинно так, - ответствовал я ему. - Прими три дара сиих с покорностью и благодарностью - ты познал меня, ты получил от меня помилование достойных смерти преступлений твоих, и ты получил от богов крылья. Живи же и стань наивернейшим из слуг моих!

- Клянусь! - воскликнул Алессан, падая на колени передо мною, и видел я по лицу его, что шла клятва сия от самого сердца его.

Видел я также через незашторенный выход на балкон спальни моей, как стал зеленеть горизонт. Вскоре встанет Пятое Солнце, то, которое в эту пору года встаёт первым. А значит, пора рыцарю Алессану скакать назад в лагерь армии графа Эмеркельда, в лагерь моей победоносной армии, чтобы поспеть к сбору и двинуться в обратный путь. Вырвала та армия победу у неприятеля, и замок будет ей рад и будет чествовать победителей, как того и достойна победа их.

Я единственный, кто знает об этой победе. И нужно ещё успеть обдумать, как использовать сие знание к собственной пользе и пущей славе графа Эмеркельда.

- А ещё, - добавил я, глядя на коленопреклонённого Алессана, - хочу отомстить я тебе за то, что унизил ты меня и надругался над телом моим. Приказываю тебе явиться сюда следующей ночью, чтобы я мог унизить тебя и надругаться над телом твоим...

страницы [1] . . . [5] [6] [7]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Фантастика и мистика, Молодые парни, Первый раз

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>