Горячая гей библиотека

Новости (глава 5)

Часть 1

О том лете трудно вспоминать из-за того, что в моей памяти могут храниться почти поминутные, как в документальных хрониках, описания ссор и других неприятных моментов, но на месте счастливых недель и месяцев я там без дополнительных усилий могу найти только какие-то невнятные аудиовизуальные следы впечатлений, смесь музыки, света, цвета и самого трудноизвлекаемого, но самого дорогого - запахов. Напряжением эмоциональных и умственных сил всё же удаётся проникнуть туда, где все драгоценные воспоминания на месте, просто спрятаны, укрыты, будто на случай кражи со взломом.

Вечером после киносеанса я возвращался домой как медвежатник, надеясь, что мама уже ушла спать и что она не проснётся из-за скрипа двери. Но она всего лишь дремала в огнях телеэкрана на кресле в заставленной вещами гостиной, пытаясь не выпустить из сонных рук телефон и пульт.

- Какую же дрянь ты смотришь, - пошутил я погромче, чтобы её разбудить.

На её возмущение было весело и страшно смотреть; она поставила мне в вину то, что я задержался на почти шесть часов, что она уже не знала, что думать, что она уже думала звонить моей старосте, из-за чего я расхохотался.

- Моя староста такие... мероприятия не посещает.

- Потому что девушка порядочная, сразу видно! Не то что некоторые. Ты весь красный, - она покачала головой и зачем-то пощупала лоб. - Игорь, я же говорила, много не пить!

- Это загар. Я купаться ходил.

- Я тебе дам загар! Так. Чтобы завтра же перевёз вещи.

- Послезавтра? - переспросил я нарочно и удрал в свою комнату.

Спальня, в которой я всего несколько дней назад не мог уснуть из- за волнения, где я места себе не находил, прокручивая в голове варианты в попытках угадать, захочет ли Серёжа попробовать что-то большее, чем в наш первый раз, показалась очень странной. Все вещи были на своих местах в привычном, уютном для владельца беспорядке, но я сам изменился так, что чувствовал себя посторонним в собственной комнате, как посетитель в любимом музее.

Я вернулся домой победителем, который хотел на стены лезть, преисполненный счастья от того, что всё получилось, что Серёга был не против и что он не просто был не против, но и даже потащил меня в кино после поездки, потому что хотел побыть со мной ещё дольше. Вспоминать о собственной неуверенности и переживаниях было почему-то стыдно.

Я не стал тогда включать компьютер, потому что сил не было даже убрать вещи с пола, но помню, как зажужжали сообщения в моем телефоне, когда Серёжа, видимо, не дождался меня в контакте. Хоть я уже засыпал, я не смог не потянуться за телефоном, чтобы открыть папку с входящими; и я потом много раз буду вот так тянуться за ним в темноте, когда тишину будет тревожить жужжание оповещений об смс, и пару раз даже сшибу с тумбочки стакан с водой.

После той поездки на вечеринку началось то, что можно было бы мелодраматично назвать нашим медовым месяцем. Тогда мы были друг у друга, у нас была его машина, никаких забот и город, в котором мы в первый раз вдвоём встречали лето.

Серёжа, который, по моим расчётам, должен был отсыпаться весь следующий день, позвонил следующим утром ещё до того, как мама подняла меня на завтрак, и напомнил, что готов помочь с перевозкой вещей. Мама стала второпях искать ключи от гаража и от дачи, а на моё замечание о том, что эту дачу надо было не закрывать на замок, а, наоборот, держать открытой и доплачивать грабителям, пригрозила мне тем, что я проведу там остаток лета.

Мне нравилось то, как она была поглощена этой купеческой суетой, потому что из-за этого мне доставалось меньше её внимания. Хоть я и не вышел в тот день на завтрак в футболке с надписью "я, кажется, влюбился в Серёжу", мама умела распознавать перепады моего настроения даже из менее широкого эмоционального диапазона, и поэтому казалось, что она сама скоро поймёт, что что-то случилось, как бы я это ни скрывал. Мне не нравилось это по двум причинам. Разумеется, хотелось это "скоро" оттянуть до какого-то более удобного для меня момента, который, конечно, никогда таким не стал бы, но было ещё одно переживание. Дело было не в страхе быть непонятым или отвергнутым и не в чувстве стыда. Мне не нравилась сама мысль о том, что я должен как-то обсуждать Серёжу с мамой, потому что хотелось, чтобы он был только моим, чтобы родители никак вообще его не касались и чтобы моё чувство к нему принадлежало только мне. Я не могу это более чётко и внятно сформулировать; возможно, дело в том, что я был единственным ребёнком в семье и вырос под избыточной, как мне казалось, опекой родителей, и в Серёже я почувствовал какую-то возможность от них сепарироваться.

Пока я с музыкальным звоном соскребал со дна стеклянной банки растворимый кофе и обшаривал холодильник, мама бегала по захламлённой гостиной и думала, как лучше сфотографировать комнату так, чтобы она была похожа на фотографии с сайта какого-то модного агентства недвижимости, о котором ей рассказала подруга.

- А у него большая машина? - поинтересовалась она, когда я уже мыл посуду.

- Грузовая фура.

- Ой, сейчас получишь!

- Обычная легковая машина. Мы отвезём тогда коробки в гараж, а разобранный стол и стулья - на дачу.

- Комод тоже хорошо было бы увезти...

- Мам, ну куда мы его? На крышу, что ли? Чтобы как в "Пункте назначения", но с югославской мебелью?

- Каком пункте?

- "Пункт назначения". Ужастик такой, там во второй части югославская мебель вылетела из грузовой машины, и случилась большая авария на шоссе.

- Какую же дурость снимают, - пожаловалась мама. - Это вы вчера смотрели?

- Нет. Вчера был боевик какой-то про спецназ.

- Боже! - покачала головой она.

День был ещё жарче, чем любой из выходных, такой, что в первый раз за лето пришлось задёрнуть шторы на кухне. Две толстые мухи, сидевшие на подоконнике, ничуть не испугались и почти не шевелились, словно обездвиженные солнцепёком, и казалось, что о сияющий блеск автомобилей  на парковке можно было обжечься взглядом. Я стал блуждать по комнате и ванной в надежде отыскать шорты и майку, которые куда-то исчезли, а мама делала какие-то пометки на коробках противно скрипящим чёрным маркером, отказываясь верить в то, что он давно уже высох.

Серёжа заявился где-то к полудню, в чёрных спортивных штанах, белой футболке и с коробкой расплавившихся конфет "Fererro rosche", которые казались тогда дорогими и достойными того, чтобы дарить их на 8 Марта или на День Учителя.

Я закатил глаза, когда увидел его на пороге с этими конфетами, будто ничуть не уставшего, и кинулся сжимать и трясти его руку так долго, как только мог, пока мама осторожно не выглянула в коридор, словно я заводил в дом собаку без поводка.

- Мама, это Серёжа. Мой шофёр Серёжа, это Елена Витальевна, моя мама.

- Ну ты скажешь! - покачала головой мама. - Спасибо, Сергей, что помогаете.

- Можно просто Серёжа, - он как-то неуклюже протянул ей конфеты и замер у порога, не давая мне закрыть дверь. - Здрасьте.

- Спасибо за конфеты, Серёжа, и спасибо, что помогаете. Вы извините, что мы вам отдохнуть не дали... Надо просто Игоря знать, он же если сразу не сделает, то он никогда не сделает, и придётся мужа ждать, а он в командировке.

- Да никаких проблем. Какой план?

- Может быть, чаю?

- Жарко, - ответил Серёжа. - Может, на обратном пути?

- Давай перетаскаем коробки сначала, - вмешался я. - В багажник и на заднее сиденье. Их отвезём в гараж, они точно поместятся. А потом мебель, если не влезет в гараж, отвезём на дачу. Можешь не разуваться.

- А где дача?

- Ну, там не дача, а одно название, - предупредила мама. - Мы люди простые, у нас пряники, как говорится, неписаные. По западной дороге до Ключевого, и там Игорь покажет.

- И расскажет, - добавил я.

- Так, не балуйся, а? - попросила мама.

- Игорь, который не балуется, это как корова, которая не мычит, - заметил Серёжа и прошёл в гостиную.

Он сделал это слишком уверенно для человека, который якобы был у нас дома впервые, - а мне очень не хотелось, чтобы мама узнала, при каких обстоятельствах он бывал у нас в прошлый раз.

Первые и самые тяжёлые коробки мы спускали на лифте, где в попытках обменяться оплеухами и пинками мы так расшатали кабину, что она остановилась.

- Корова, которая не мычит? - смеялся я.

- А я твой шофёр?

Мы поставили коробки на пол, и Серёжа стал нажимать кнопку первого этажа, чтобы перезапустить кабину. В тишине ожидания мы уставились друг на друга, и я увидел своё покрасневшее не от тяжести коробки лицо в отражении.

- Ты голову мыл сегодня, - заметил Серёжа, запустив мне руку в волосы.

- Это вообще хорошая привычка. Ты тоже мог бы.

- У тебя волосы шампунем пахнут. Вкусно.

Кабина поехала вниз, а вместо напрашивавшегося поцелуя Серёжа наградил меня щелбаном. Мы выдернули из любительской клумбы в палисаднике (похожей по размерам на самострой) кирпич, с которого посыпались на землю крошки песка и какие-то муравьи, и подложили его под дверь. Из-за душного зноя, от которого не спасали даже густые вихри облаков, мы быстро вспотели, и Серёжина машина с медленным кондиционером показалась спасительным оазисом.

С зелёными светофорами нам везло больше, чем с буднично свободными дорогами: те, что вели к отцовскому гаражу, начали вроде бы ремонтировать весной, но бросили на полпути, и улицы, по которым мы ехали, выглядели так, будто бы их готовили к каким-то раскопкам.

страницы [1] [2] [3]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Молодые парни

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>