BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Пятое время года (глава 6)Часть 5 - Блин, где же эта иллюминация, - нетерпеливо прошептал Димка, ладонью водя по стене.
По идее, переключатель должен был бы иметь какую-то минимальную подсветку, но её то ли
не было вообще, то ли она перегорела. Впрочем, то, что "по идее", часто не совпадает
с тем, что "в реале", - как образно сформулировал один шибко популярный персонаж
из театра абсурда, "мухи отдельно, а котлеты отдельно", возразив тем самым другому
в своё время не менее популярному персонажу из того же театра, просившему не раскачивать
лодку, поскольку, как он полагал, "все мы сидим в одной лодке", ну то есть, всё-все
плывём в одной общей лодке: и зайцы, и герасимы, и дедушки мазаи, и муму, и ленусики,
и светусики, и Расик, и Димка, и девушка эмо, и озабоченные гопники, что зазывали
Расима в свой номер, - все в одной лодке: absque omni exceptionae - ab unum omnes.
Как бы не так! - Блин, то вазелина нет, то свет не включается. Что у нас, Расик,
за жизнь? Не жизнь, а одно выживание в трудных условиях, - ворчливо прошептал
Димка, шаря рукой по стенке. Ему, влюблённому Димке, не терпелось поскорее
включить свет, чтоб при свете увидеть Расима рядом - обнажённого, доступного,
отзывчивого - такого, каким Димка видел его всё время в своих фантазиях! Это Расик,
в эту ночь лишь вкусивший сладость дружбы,
но ещё не познавший счастья любви, по наивности, по неопытности и чистоте души своей
в смятении думал, что то, что они делали в темноте, при ярком свете может показаться
и постыдным, и нехорошим, а Димка - уже не просто влюблённый, а счастливо влюблённый -
думать о стыде не мог в принципе, потому как "стыд" и "любовь" были для него, для Димки,
категориями несовместимыми, взаимоисключающими: любви не могло быть без обнажённости
чувств и желаний, без неуёмности губ и рук, и потому говорить или думать о каком-то
стыде после упоения страстью, после сладостного взаимного наслаждения было бы для него,
для влюблённого Димки, и смешно, и нелепо, - Димке нужен был свет, чтобы видеть любимого
Расика, чтоб смотреть на него, чтобы им любоваться. Он жаждал
света! Пальцы Димки были подобны заблудившимся в ночи пилигримам. Наконец, Димка
нащупал небольшой, со стенкой слившийся квадратик сенсора-переключателя - и в ванной
вспыхнул яркий молочный свет. - Ну, наконец! - облегчённо выдохнул Димка, широко
открывая в ванную комнату дверь. Он повернул голову в сторону стоящего чуть позади
Расима - посмотрел Расиму в глаза, и на него, на Расима, из ярко блестящих, широко
распахнутых Димкиных глаз хлынул поток такой неодолимой страсти, неизбывной нежности,
радостной, торжествующей любви, что у Расима на миг перехватило дыхание. "Разве так
можно смотреть парню на парня?" - подумал Расим, и вообще никогда он, Расим, не видел
такого обжигающе солнечного, счастливого, ликующе-радостного, взгляда! - Расик, -
прошептал Димка, и улыбка - такая же радостная, солнечно щедрая, нескрываемо счастливая -
в один миг озарила Димкино лицо. - Ты воду какую любишь? - Какую воду? - не понял
Расим, чувствуя, как в глубине его души невольно рождается, ответным теплом возникает
такое же - встречное! - чувство сладко щемящей радости. На постели - в комнате -
был несомненный кайф, но то был кайф от секса, от ощущения соединявшихся тел. Там,
в темноте комнаты, были почти неразличимы лица, и удовольствие Расиму доставляли жаром
пылающие Димины губы, его обжигающе горячие ладони, а теперь Расим видел перед
собой знакомое и вместе с тем странно изменившееся - радостно светлое, счастливое,
ставшее ещё более симпатичным - лицо не просто Димы, а друга Димы, и у него,
у Расика, это выражение Димкиного лица, выражение его глаз невольно рождало в душе
ответное чувство и радости, и благодарности, и чего-то ещё такого, чего он, Расим,
никогда не испытывал. - Ну, под душем, какую мы воду сделаем - какую ты любишь? -
Димка, шагнув в ванную комнату, протянул руку к смесителю. - Расик, чего ты замер
в дверях? Как не родной стоишь. Заходи! Тёплую, чуть-чуть тёплую, сильно тёплую. Какую
воду нам делать? - Не знаю, я горячую всегда делаю, - отозвался Расим, непроизвольно
прикрывая ладонью, как щитом, свой полунапряженный, словно налитый - обтянутый нежной
матовой кожей - упруго-мясистый пипис. - Я тоже всегда горячую делаю! - мгновенно
откликнулся Димка, и из подвешенного на кронштейне распылителя ливнем брызнула-полилась
вода - заструились перламутром серебристые нити. - Расик, ну, чего ты стоишь? Иди, -
нетерпеливо проговорил Димка, только тут заметив, что Расим, словно стесняясь-стыдясь,
прикрыл ладонью свой пацанячий член. - Ра-а-а-сик, - прошептал Димка укоризненно,
по-смешному растягивая первую гласную, - ты чего? И тут же, шагнув к Расиму сам,
Димка порывисто, страстно обнял Расима - прижал его, любимого, к себе, словно стараясь
тем самым защитить его от глупого, совершенно неуместного смущения, от нелепого стыда,
от наивного непонимания, как прекрасна может быть любовь не только в темноте комнаты,
но и в молочно-ярком свете горящей "иллюминации". Губы Димкины ткнулись в губы Расима -
и снова, как в комнате, Димка пылающим жаром своих неуёмно страстных, ничего не боящихся
губ влажно обвил губы Расима, втянул его губы в свой жадный, огненно обжигающий рот,
и Расим, невольно поддаваясь этому искреннему, не подлежащему никакому сомнению
Диминому порыву, медленно отвел свою руку в сторону, убирая от пиписа щит-ладонь.
Какое-то время Димка страстно целовал Расима взасос, обвив его шею руками, вдавливаясь
членом в член; наконец, оторвавшись от губ Расима - ликующим взглядом блестящих глаз
глядя Расиму в глаза, Димка жарко выдохнул-прошептал: - Расик, - всего одно слово
проговорили Димкины губы! Но в этом слове - в одном-единственном слове! - было всё:
и ликование юности, и счастье первой любви, и неизбывная нежность, и неуёмная страсть.
Он, Димка, любил Расима - любил самого прекрасного парня на планете, и Расик, бесконечно
милый своей наивной целомудренностью, своей доверчиво отзывчивой искренностью,
чистотой своей ничем не замутнённой юной души, его, Димкину любовь, не отвергал. Какие
ещё нужны были слова?! - Расик, идём, под душ идём - друг друга помоем! - нетерпеливо
проговорил Димка, увлекая Расима за собой. Горячая вода приятно расслабляла - добавляла
в юные обнажённые тела дополнительную сладость. Казалось бы, после всего, что уже было,
что случилось-произошло, стесняться было нечего, а между тем Расим стоял перед Димкой
с опущенными руками, и по нему, по Расиму, было видно, что он снова смущён. "Как
не пацан!" - с чувством лёгкой досады на себя самого мимолётно подумал Расим, ощущая
в себе растущую потребность прикасаться к Диме, трогать его, ласкать - так, как это
делал с ним он, Дима. Намылив безучастно стоящему Расиму живот, Димка протянул Расиму
мыло: - Расик, на, делай, как я! - нетерпеливо проговорил Димка, счастливо смеясь
искрящимся взглядом. - Я обкончал тебя, и потому я мою тебя. А ты обкончал меня - ты
моешь меня, справедливо? - Справедливо, - отозвался Расим, и ответная улыбка озарила
его лицо. Беря из рук Димы мыло, Расим почувствовал, как в душе его мгновенно вспыхнула
радость, и даже непонятно было, отчего эта радость вспыхнула - то ли от устремленного
на него Диминого взгляда, то ли оттого, как правильно - как справедливо! - Дима всё
рассудил. Расим всё делал так, как делал Дима, - стоя друг против друга, они медленно
скользили мыльными ладонями друг другу по животам, по груди, по плечам, снова по животам,
и снова по груди. Они мылили - ласкали - друг друга, не прикасаясь при этом к членам,
словно сознательно оттягивая эти самые сладостные прикосновения, желая предварительно
насладиться ощущением плеч, животов, сосков друг друга, - они оба - и любящий Димка,
и любимый Расик! - испытывали одно и то же чувство томительно сладкого, упоительно
неспешного, чарующего удовольствия от этих взаимных, наполненных страстью горячих
прикосновений. Да и как могло быть иначе? Димка любил стоящего перед ним обнажённого
Расима своими трепетно скользящими по телу Расима ладонями, и Расим, который с явным
удовольствием делал всё в точности, как делал Дима, в свою очередь тоже, он, Расик,
тоже любил - любил его, Димку! Как же это было сладко, как упоительно, невообразимо
сладко было видеть перед собой любимого Расика, ласкать ладонями его плечи, живот, рука
Димки, на миг остановившись чуть ниже пупка, скользнула вниз - и Димка, глядя Расиму
в глаза, сжал, легонько стиснул ладонью, свернувшейся в трубочку, полунапряжённый -
толстый, мягко-упругий, на сардельку похожий - Расимов член, - рука Расика, остановившись
чуть ниже пупка на животе Димы, не двигаясь вниз, нерешительно замерла. - Расик, -
прошептал Димка, мыльной ладонью сдвигая, смещая на члене Расима крайнюю плоть - обнажая
продолговато-округлую, на клубнику похожую сочно-алую голову. - Делай, как я.
страницы [1] . . . [3] [4] [5] [6] [7]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, 18-19-летние, Мастурбация
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|