BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Художник берёт краскиЧасть 7 Встав с пола, я притянул его в объятия, усаживаясь к нему на колени, перекинув одну ногу
на другую сторону от него. Он плакал, уткнувшись мне в шею, и солёные капли одна за другой
стекали по моей обнажённой груди, пока не впитывались в ткань его футболки, а я близко
прижимался к нему. - Мне так жаль, Валерка, так жаль, - его сильные руки крепко сжимали
меня, а его левая рука, как и всегда, покоилась на пояснице в покровительственном жесте.
- Всё в порядке, Дэнни, обещаю, всё будет хорошо, - тихо прошептал я в его волосы и
в конце концов почувствовал, как его рыдания прекратились. - Почему ты не сказал мне? Ты
мог просто рассказать. К-как долго ты... уже чувствуешь это? - я прижался щекой к его мягким
волосам, наслаждаясь тем, что был так близко к нему, но желая, чтобы это было немного при
других обстоятельствах и чтобы я снова был тем обнажённым пареньком перед своим парнем или
мужем. Я хотел бы быть его музой, его совершенством, его красотой, которую он хотел бы
запечатлеть каждую минуту своей жизни. - По меньшей мере, год. Прости, - он прижался
губами к моей шее, целуя бледную кожу, на которой красовалась татуировка скорпиона. - Я
боялся, что ты больше не будешь любить меня, что мы просто расстанемся... потому что это
казалось таким важным. Как бы то ни было, я прошу прощения за то, что так вышло, - тихо
прошептал он, ещё сильнее сжимая меня в объятиях. - Это из-за меня? - тихо пробормотал
я: мне было необходимо узнать, из-за меня ли, даже пусть и частично, мы так отдалились,
хотя то, что в последнее время я не говорил с ним, было определённо моей виной. Я был
трусом, не осмеливаясь поговорить с собственным мужем за все пятнадцать лет совместной
жизни. - Н-нет, нет, - практически выпалил он и, осознав это, продолжил: - Я так
не думаю. Я люблю тебя, действительно люблю. Почему ты не веришь мне? - а затем произошло
нечто неожиданное, по крайней мере, для меня. Он отстранился от моей шеи, снова взял
в свои тёплые руки моё лицо и впервые за долгое время поцеловал меня. Его губы осторожно
двигались, будто бы он на самом деле боялся меня целовать, а я попросту был в шоке,
не в состоянии даже вспомнить последний раз, когда он меня целовал. Моё тело неожиданно
вернулось к жизни, и я приоткрыл губы, чтобы впустить его умоляющий язык ко мне в рот,
и в памяти возродились смутные давние воспоминания потерянной страсти и утраченной любви.
Я не был обнажён перед ним, он был обнажён вместе со мной, во мне. И тогда казалось,
что наши отношения расцвели вновь, хотя традиционные сеансы позирования и были оставлены
далеко позади. Мы были счастливы, ощущая себя новой парой, будто впервые влюбились друг
в друга, и это было так прекрасно. Он снова обнимал меня, позволяя мне раствориться
в прикосновениях его тёплых рук, одна из которых покоилась на пояснице, защищая меня
от всего мира, и он целовал меня, улыбался мне и предавался любви вместе со мной. Он
шептал моё имя, всегда только шёпотом говорил, что любил меня и что желал бы нарисовать.
Он никогда не переставал делать этого, отчего я чувствовал себя любимым и красивым - так
заставлял чувствовать меня только он. Наша прекрасная безмятежность продлилась ещё
несколько лет, хотя мы уже неосознанно стали отдаляться друг от друга и физически, и
эмоционально уже год спустя, когда несколько новых студентов начали посещать его занятия
и у него стало слишком много работ-эскизов, которые он так презирал. Я никогда не понимал,
почему он стал работать в этой области, но он сказал, что это лишь потому, что эти
занятия напоминали ему обо мне, будто я постоянно был с ним на работе. Когда он сказал
это, я шутливо предположил, что мог бы снова устроиться работать натурщиком, но он лишь
улыбнулся и ответил, что я слишком прекрасен для набросков, что во мне есть куда
больше, чем просто контуры. Но чуть позже я обнаружил, что это были лишь пустые слова,
когда я просмотрел папку со старыми рисунками, обнаружив в самом конце файл, датированный
приблизительно теми днями, когда он перестал мне их показывать. Это были не рисунки,
не портреты, наполненные до краёв любовью и страстными деталями. Со временем они
становились всё более невзрачными и печальными, а последние вообще представляли собой
лишь линии. Контуры, очертания формы тела, простой набросок. Это всё, чем я был для него,
и я знал об этом. Но пока он оставался со мной, постоянно говоря, что любит, либо простыми
словами, либо языком тела, я был счастлив. Потому что глубоко внутри себя я знал, что он
больше никогда не сможет полюбить меня с карандашом в руках и листком бумаги перед ним,
даже если попытался бы. С началом учебного года он начал больше работать, приходить
домой позже, чем обычно, и клясться, что ему приходится работать в сверхурочное время.
Я считал это по-настоящему странным, но ничего ему не говорил, потому что он казался
счастливее, чем за все последние годы вместе взятые. Будто он действительно наслаждался
работой или, может, наконец, разглядел в эскизах нечто прекрасное. Следующие несколько
лет всё так и продолжалось: он приходил с работы поздно ночью, часто будил меня, когда
ложился спать уже около полуночи, а затем обнимал за талию, целовал в шею и нашёптывал
извинения. Каждый раз я принимал их, устроив ссоры лишь пару раз, но в этом не было
смысла, потому что, в конце концов, я всегда прощал его. Я не мог жаловаться и потому,
что он проводил много свободного времени со мной, едва ли не больше, чем мы вообще
когда-либо проводили вместе, когда были молодыми и беззаботными. Мы просто были вместе,
гуляли в парке, держась за руки, или оставались дома, занимаясь всякой ерундой, но зато
друг с другом. Я был счастлив, и он выглядел счастливым, тем более мне казалось, что мой
возлюбленный, наконец, полюбил свою работу. Работа, которая дарила ему столько выходных
за то, что он так часто работал до поздней ночи, чаще всего позволяла ему оставаться дома,
ничего не делая. Обычно он просто смотрел старые фильмы, когда я возвращался с работы в
больнице, которой наградило меня моё обучение психологии. Но до определённого момента я
всё ещё не видел наши проблемы, так что, может быть, я не так уж хорошо разбирался
в отношениях, как об этом гласил мой диплом. Однажды меня отпустили с работы раньше,
и, как бы то ни было, тогда ещё счастливый, я отправился домой, будто заведомо зная, что
он будет ждать меня дома, ждать, пока обнимет меня, и мы вместе досмотрим тот фильм,
который он уже начал смотреть. Но когда я зашёл в квартиру, прошёл в гостиную, где,
как и всегда, работал телевизор, его там не было. Я подумал, что, скорее всего, он просто
отошёл в туалет, так что я присел, расслабляясь после короткого, но, тем не менее, тяжёлого
рабочего дня, где пришлось справляться с двумя пациентами в слишком уж короткое время.
Но затем мой глаз зацепился за нечто ярко-зелёное на кофейном столике, и я наклонился,
чтобы взять то, что оказалось папкой с рисунками. Рисунками, похожими на мои, но рисовал
он не меня, а молодого парня. В папке также были фотографии того же парня.
Было нечто очень невинное
в этих взъерошенных белокурых волосах и голубых глазах. Я не хотел делать поспешных
выводов, по крайней мере, не поговорив со своим мужем и не имея больше доказательств,
но когда я закрыл папку, то увидел "Дима", написанное неровным почерком моего мужа,
с сердечком прямо под именем. И моё сердце ушло в пятки. По квартире разнёсся слабый
вскрик, и я всем сердцем продолжал надеяться, что это не его и что всё это дело рук
шлюховатой дочки соседей, но каким-то образом я знал, что она не имела к этому никакого
отношения. Встав с дивана, я оставил на нём папку и направился по коридору, как и
в первый раз, а затем дошёл до ванной. Не доходя до туалета, я увидел, что её дверь
открыта, что говорило о том, что там никого нет, и по моим щекам потекли слёзы, когда
я услышал учащающиеся стоны и возгласы, разносящиеся из нашей спальни. Я положил руку
на ручку двери, стоя в сомнениях самую длинную минуту своей жизни, не желая открывать
правду. Не хотел видеть то, что за дверью, потому что тогда всё подтвердится. Я бы
лучше забыл обо всём этом, притворился бы, что я ничего не видел и не слышал, но я
знал, что не смог бы долго прожить с ним после этого. Меня затошнило, когда я открыл
дверь и увидел то, что происходило в нашей спальне, и я думал, что я сейчас выблюю весь
свой обед, но я просто окончательно застыл на месте. Казалось, моё сердце остановилось,
будучи слишком сломленным, чтобы продолжать биться, и я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Мои глаза закололо от неприятной картины, и по лицу полились слёзы, а челюсть просто
отвисла в шоке, пытаясь вдохнуть, но задыхаясь, потому что мои лёгкие не могли
функционировать.
страницы [1] . . . [5] [6] [7] [8]
Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Мужики и молодые, Первый раз
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|
