Горячая гей библиотека

Я не болею тобой

Часть 4

Он сам, в конце концов, нажимает на курок, в то время как человеческая падаль извивается у его ног, царапает ногтями пол, умоляя "нет, пожалуйста, я не знал"; и как это справедливо, что падаль должна молить о снисхождении, и как это правильно, что падаль должна унижаться перед Моим Господином, высоким, жестоким и гордым; и да, давай же, моли его...

А! Слишком поздно. Я усмехаюсь, жадно вдыхая острый запах смерти...

Серж замирает на несколько долгих минут, стискивая револьвер мокрыми, слегка подрагивающими пальцами. А потом медленно, медленно его опускает, тяжело дыша. Под его лакированными ботинками дерево пропитано чёрной краской, резкие, ломаные линии и старые, давно забытые символы колдовства - зов для меня и Моего Великого Князя.

Знакомая территория. Древнее, тёмное время. Я думаю о чуме.

Падаль всё так же лежит на полу неаппетитной кучей мяса, крови и кишок. Очень, очень мёртвой кучей. Попытки его найти и доказать причастность к делам той секты ублюдочных крыс, что вырезала семью Моего Господина и привела его ко мне, заняли непозволительно много времени. Но да-а-а - оно того стоило!

Мой Господин бросает на мёртвое тело полный отвращения взгляд.

- Гниль, - выплёвывает он. - Делай с ним всё, что хочешь, Вэл.

- Вы слишком добры, Мой Лорд, - отвечаю. - К сожалению, я вынужден отказаться от подарка - подобная гниль не отвечает моим вкусовым предпочтениям.

Револьвер выскальзывает из его пальцев и с громким, звонким стуком падает на пол.

Долгое, долгое молчание. Его лицо медленно, но верно бледнеет.

- Он был последним, - шепчет он.

- Верно, - отвечаю я мягко.

- Вэл...

Серж разворачивается на каблуках, упираясь мне в грудь. Поднимает глаза.

- Что же тогда твоим вкусовым предпочтениям отвечает?

Я улыбаюсь.

И я буду его целовать, смакуя бесподобный привкус Страха на его юных губах.

- Вы, Мой Господин.

Время настало.

Боже, как холодно стало по осени ночью,
Воздух студёный морозит любви лепесток -
Каплю запёкшейся крови. Но это ли точка,
Это ли пуля, которую примет висок?
Рифмы застыли, бездушны тетради и книги,
Белый простор, пустота сотен тысяч листов.
Нет меня в неисчерпаемом выкрике-миге,
Нет ни в одном из звучавших единожды слов.
Битые стёкла зрачков отражают зарницу,
Мой силуэт в них теряется, словно пятно.
Боже, я жизни своей пролистаю страницы,
Лишь на последней написано: "Не суждено"...

Эти последние месяцы тихие и беспокойные.

Он не ест, не спит, не занимается делами, только меряет шагами расстояние от стола до окна кругами по своему кабинету, от лестницы до двери по холлу, от стены до стены по коридорам. Тропинки в саду истёрлись в грязь под его каблуками.

Я жду его терпеливо в своей комнате каждую ночь. Он не приходит.

Я жду терпеливо, что он, свернувшись клубком на кровати, намотав на себя одеяло, как кокон, попросит меня остаться. Он не просит.

Вздрагивает от моих прикосновений во время вечернего омовения. Отталкивает мои руки рассеянно, сдержанно, когда я касаюсь его лица. Разрывает мои поцелуи слишком быстро, отрицая возможность какого-либо продолжения.

Он пытается подготовиться к неизбежному. Ему страшно.

Я упиваюсь Страхом. И, тем не менее... ему это так не к лицу.

Я начинаю волноваться.

Мой возлюбленный раб, не вставай предо мной на колени,
Не целуй моих ног, лучше выпей из чаши вина.
Расстели для двоих ложе свежей и терпкой сирени,
Помоги позабыть пустоту, от которой больны...
Я позволю тебе прикасаться губами к ресницам
Серых выцветших глаз, полных слёз безо всяких причин.
Стань же вольным со мной, распахни свои крылья, как птица.
Словно Гор, властвуй мной, как один из немногих мужчин.
Мой истерзанный друг, о, позволь залечить твои раны.
Я нежен в эту ночь, словно шёлк затяжного дождя,
И покорный сам, пред тобою склоняясь; так странно,
Ведь в оковах я видел будто иного тебя...
Распускайся цветком в поцелуях, не сдерживай гнева,
Отомсти мне за всё, плеть возьми и ударь по спине!
Я отныне такой, как ты, позабудь королеву,
Королева сгорела в сиреневом страстном огне...

Наступил ноябрь, и их дочь уже ходит. Она цепляется за его рукав и перебирает следом за ним своими неуклюжими маленькими ножками. Её, по крайней мере, никак не задевает тот факт, что Серж вообще перестал обращать на них с матерью какое-либо внимание. Он его теперь ни на кого не обращает. Даже на меня. Особенно на меня.

Он словно ослеп; смотрит куда-то в стену отсутствующим взглядом, почти не разговаривает, прощупывая свой путь по дому руками, стараясь хотя бы раз пальцами мазнуть по всему, до чего только можно дотянуться. Словно знает, что времени прочувствовать ладонями тепло камина и мягкую шероховатость кресел в гостиной, прочувствовать, запомнить, оценить осталось совсем немного. Он рассеянно выводит круги пальцами на подоконнике, пока на дереве не остаётся гладкая полоса. Прижимает к лицу хрустящее от свежести постельное бельё - думая, что я этого не вижу, - и жадно вдыхает запах мыла.

Он понимает - с ужасающей ясностью, - что скоро умрёт. Это только дело времени.

И смотрит Мой Господин на меня теперь по-другому - со смесью страха и чего-то ещё. Я могу этому подобрать только одно название: бескрайняя, мучительная, ужасающая любовь. Ко мне. Он знает, что тем, кто убьёт его, стану я. И любит меня за это.

Какая-то часть меня ноет тупой, безостановочной болью...

Мой друг, ответь же, отчего неблагосклонно
Седое небо к тем, кто принял океан
Чужой души и захлебнулся в тёмных волнах
Кровоточащих бесконечно мыслей-ран?
Я каменею... Ветер, песнь моих печалей
Неси лишь в даль такую, где покоен слух
И сей мелодии вовек не повстречает
Ни тварь живая, ни заблудший в мире дух.
Пускай никто и никогда, мой друг, вовеки
Не отопрёт стальных дверей к сторонним снам!
И предназначено сквозь сомкнутые веки
Глядеть на мрак и свет сгорающий - не нам.
Ты счастлив видеть только то, что зримо глазу:
Закат горит над антрацитовым холмом,
Но это сжалился над нами высший разум,
Ведь красок истинных нельзя постичь умом.
Я изнутри познал нутро кромешной тайны,
Великой Свадьбы восхвалённый Андрогин
Мне протянул ладонь, в глазах его хрустальных
Застыл Вселенской тишины прекрасный сплин...
Мой друг! О, то, что я узрел, нельзя поведать
На издыхании, когда под сердцем лёд.
Закончусь вскоре, мне Туманность Андромеды
Заплату прочную на памяти нашьёт.
Мой друг, поверь, я не желал сего исхода
И поклянусь, что видел всё не в мираже;
От снов полночных до бесцветного восхода
Я был в твоей, мой друг, в твоей больной душе!

И я эту часть задавлю. Найду идеальное время, найду идеальный день, час, минуту, и пока она не наступит, я буду давить все свои мысли о нём. А когда время придёт, я закрою глаза - и убью его. Отниму его жизнь. Дыхание. Поглощу его.

И мне будет всё равно. Никак иначе.

Ты должен понять... Это То, что я Есть.

Здравствуй, мой мёртвый, мой маленький дом.
Как нерушимое звуком молчанье,
Бьют ли по полночи гулкое "бом"
Наши часы, в темь поют заклинанья?
Пыльное царство торжественных тайн,
Как ты не сгинуло в бездне без вздохов;
Липкой метели паучая ткань
Окна прикрыла - и царство оглохло...
Здравствуй, под сердцем священный оплот,
Многие зимы хранящий усталость.
В этом году ясных дней недород,
Мыслями часто к тебе возвращаюсь.
Всё вспоминаю горчащий удел
Жизни, как дымкой покрытой, далёкой.
Ты тот, что скрипом осиновым пел,
В душу твои мне направлены окна.

Я называю ему дату - четырнадцатое. Ему она подходит. День, когда началась его жизнь, станет днём, когда она же и закончится.

Он шепчет мне в ответ, что я жесток.

Твой поход в неземные края затянулся навеки,
Мой обет ожиданья позволить не может мне спать.
Каждый день уже тысячу лет поднимаются реки,
Расстилают ковёр, приглашают в пучину-кровать
Самых ласковых снов, самых нежных подводных видений,
Там касаются бледные руки до нервов седых,
И мерещатся в иле твои серокрылые тени,
Их я тысячу лет разыскать не мог средь живых...
Каждый день на рассветной звезде я даю обещанье:
Я дождусь, я к тебе дотянусь через время и боль.
Только каждую ночь отнимают и душат дыханье
Реки тысячи слёз, зазывая в бездонную смоль.
Я не видел снов о тебе с той поры, как под сердцем
Оборвалась держащая разум некрепкая нить.
В этом омуте звёзд нет земли и нельзя опереться
На утраченный смысл всему вопреки дальше жить.

И я сделаю это...

Сегодня ночью я проснусь и не узнаю
Себя, на зеркало взглянув, - что за глаза!
Холодным пламенем безжизненно взирают,
Из-под опухших век крадётся вниз слеза.
В каком дремучем сне с тобою повстречались,
Ты, что личину мне в подарок отдаёшь?
Твой тёмный образ в зазеркалии печален,
А взор сжигает сердце робкое дотла.
Ты не ответишь мне ни словом и ни жестом,
Но лишь слеза коснётся белых одеял
И растворится в них, вернётся всё на место,
Так, словно бред меня на время обуял.
Невозмутимая, лучи ко мне протянет,
Чтоб успокоить косновением, луна...
Но мне всё грезится чужое очертанье,
И этой ночью мне до слёз и не до сна.

страницы [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Стихи, поэмы, Фантастика и мистика

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>