Горячая гей библиотека

Любовь на горячем песке

Часть 5

- Я тебя не боюсь, - однажды сказал Валерка сердитым и тихим тоном.

"Подчини или разорви", - кричит мой разум в следующие минуты. Нагни эту гордую выдержку частной школы.

Внизу не прекращается гул разговоров, мужчины поверхностно оценивают меня и здороваются, а женщины замирают, смотря сквозь склеившиеся ресницы. Я задерживаю дыхание.

"Спокойствие", - выдыхаю я.

Спокойствие.

...и снова дышу.

Взгляд ловит тёмную медь его волос сразу же, как он появляется в поле моего зрения. Его мускулистая прямая спина удаляется к отцу на другой конец зала.

Он совсем не сутулится, и я проглатываю желание ухватиться за него. Острая боль не унимается от воспоминаний и жажды плоти. Желание разливается по и под кожей, накрывая согнувшиеся кости, языки развращённого пламени заполняют камеры моего слабого и жуткого сердца.

Я мечтал о нём, мечтал обладать им, мечтал растянуться туманом по его телу только для того, чтобы ощутить тяжесть и тепло его дыхания на своей шее, в волосах - всюду. Поглотить его, поглотившего меня, поглотить его, как древний бог проглатывает солнце.

Иван, стоя среди друзей, улыбается подошедшему сыну, но улыбка его всего лишь обнажение сияющих, как лезвие, зубов. Он пожимает Валере руку, наклоняется, чтобы что-то прошептать на ухо, отчего гордая выправка молодого мужчины выпрямляется ещё сильнее. Люди вокруг улыбаются, смеются и смотрят.

Иван возобновляет беседу с рядом стоящими мужчинами. Валера поворачивается, чтобы ответить, и я резко втягиваю в лёгкие воздух при виде его профиля, любуясь мужественными и резкими чертами лица. Сколько раз в прошлом вот так сверху я наблюдал, как он перемещается сквозь толпу с безразличием заносчивого аристократа? Балованный, хищный.

Ещё с ранних лет я следил за ним, зачарованный зверством столь прекрасной охоты, блеском в его глазах, губами, изогнутыми в насмешливой улыбке, превосходной улыбке, не изменяющей своему безжалостному обжигающему холоду.

Теперь он старше, черты его лица хранят невиданную раньше суровость.

"Ты создан для меня", - шёпотом проносятся в уме слова.

Мой рот беззвучно двигается вокруг одной вибрирующей, как основательный бой барабана, мысли: "Мой".

Слово почти вырывается наружу, когда он вдруг поворачивается, метнув взгляд в мою сторону, словно я приказал ему. Я застываю.

Иван над чем-то смеётся, схватив сына за руку. Валера не сводит с меня взгляда.

Теперь в любой момент его отец может заинтересоваться, почему сын игнорирует его, смотря на лестничную площадку, и меня заметят. Я отхожу назад, исчезая в тени коридора, стена становится барьером между нашими глазами.

Невесомые мои руки трясутся, когда я поправляю джинсы и сбегаю по чёрной лестнице. Каждый мой дюйм поёт от удовольствия и бурной радости.

Он меня заметил, он придёт.

Я лечу, лечу, лечу: через кухню, чёрный выход. Я так взволнован, что не чувствую леденящего холода зимнего воздуха, так бодр, что не могу прервать бег. Мои шаги слишком громко разносятся по террасе, напоминая звуки погребальной песни. А потом виден дёрн, и шаги стихают.

Впереди вырисовывается изгородь, где ждут силуэты снов и воспоминаний.

"Заходи", - призывно шепчут они на ветру. Приди и утверди свои права.

Спустя мгновение с террасы громко выкликивают меня по имени в порыве ярости и неверия.

"Поймай меня", - хочу кричать я, но получается только глумливый смех, я продолжаю идти.

"Свобода!" - напевает ночь. Свобода, свобода, свобода...

И когда я проламываю дожидающиеся меня стены садового лабиринта, раздаётся ликующий вопль.

- Кем для тебя является Валера Русик? - однажды спросил отец, но я отказался дать ответ, хотя знал его.

Он моя добыча и моя молитва, мой пленник, мой военный трофей, мой завоёванный город и огонь по своим. Он вор моей кожи, мой монстр из лабиринта, мой поверженный бог солнца. Он мой.

Миновало много лет, но мои ноги знают путь этой тропы, изведанной в снах очень часто. Несколько поворотов налево, ещё раз налево, быстро вправо, и я на месте...

Время и зима обрушились со всей своей мощью на сердце лабиринта. Трава под ногами потемнела от холода, а сквозь редкую листву кустарников проглядывают ветви.

Но каменная скамья стоит на том же месте, незыблемая, как алтарь.

Перед глазами мелькает воспоминание: Валера трахает безымянного парнишку на каменной скамье, его насмешка во время их свидания - столь же равнодушная, как и рукопожатие...

- Денис.

Он здесь.

И мир снова заиграл красками.

Я делаю очередной глубокий вдох холодного воздуха и поворачиваюсь к нему.

Высокий, подтянутый, красивый - он выпил достаточно виски, чтобы зажмуриться, когда я встречаюсь с ним взглядом.

- Валера, - произношу я, презирая дрожь в своём голосе.

- Денис, - безучастно вторит он.

- Рад нашей встрече.

"Дотронься", - требуют мои пальцы. Дотронься, схвати, сожми, удержи.

Чёрный смокинг, чёрный галстук.

Дыхание его поверхностно, он скользит взглядом по моему телу вниз и вверх, впиваясь в лицо. Пока я от него слышу только своё имя, но теперь тишина поглощает нас, окружив на поляне, как туман. Я не могу отвести от него глаз. Опьянённый близостью, изучаю его лицо, густые брови над беспокойным взглядом, сильный прямой нос и опущенные уголки губ.

А когда он говорит, слова камнем падают на ещё живую грудь:

- Ты должен уйти.

Всё как раньше: в окна столовой
Бьётся мелкий метельный снег,
И сама я не стала новой,
А ко мне приходил человек.
Я спросила: "Чего ты хочешь?"
Он сказал: "Быть с тобой в аду".
Я смеялась: "Ах, напророчишь
Нам обоим, пожалуй, беду".
Но, поднявши руку сухую,
Он слегка потрогал цветы:
"Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты".
И глаза, глядевшие тускло,
Не сводил с моего кольца.
Ни один не двинулся мускул
Просветлённо-злого лица.
О, я знаю: его отрада -
Напряжённо и страстно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отказать.

"Гость", Анна Ахматова

Как неумолим этот огонь.

Неделями изводивший меня алчный и изворотливый жар подбирается ближе, слой за слоем растапливает морозную корку, сбрасывает лёд, как старую кожу.

- Я не уйду, - говорю Валере.

Острые, как лезвие, челюсти клацают.

- Я не стану повторять дважды, - едко отвечает он, слова повисают в морозном воздухе одним яростным выдохом.

Валера такой же бесчувственный, суровый, как зимняя пурга, каким и был всегда.

Афина взбудоражена, переметнув алчный взгляд на его неповинующиеся губы.

- Ты пожалеешь, сказав и единожды.

- Это угроза? - спрашивает он, эти точёные изящные черты лица столь же смертоносны и обманчивы, как капюшон разъярённой кобры.

Я подмечаю его оборонительную позу и думаю: да.

Но нет.

Я рассмеялся над ним тогда в Санкт-Петербурге, когда он склонил голову, когда обыграл его в его же игре, когда захватил его плоть своей плотью. Тогда он был всего лишь балованным принцем: надменным, легкомысленным и распущенным. Моей некогда далёкой мечтой, моим самым желанным трофеем.

Но потом вуаль оказалась сорванной - и обнажилось его лицо, когда он заглянул в мою святая святых, пронеслось глухое эхо его шагов - и он ушёл, приведя меня в бешенство, вынуждая сгорать от боли по нему и из-за него. Эти бесплодные ночи во Франции... его резкость смягчилась воспоминаниями и моим ненавистным желанием.

И вот он здесь, являя собой всё, что я хочу, ненавижу, прошу и чего страшусь.

Посреди лихорадочной мечты возникает заметка - слова Илзе: "Ты слишком рано испытал на себе давление этого мира и стал относиться к жизни, как к кровавому спорту, а к людям - как к угрозам. Или как к игрушкам".

Дыши, жди, и снова дыши.

Я мечтал о том, как снова его увижу, а также об ином:

Как изучу каждую его грань, каждый угол, контур и плоскость.

Как уверенно обхвачу его лицо своими умелыми ладошками, прижавшись ртом к приоткрытым губам и обнажённым зубам, розовому языку и горячему дыханию. Мы будем пробовать друг друга и брать, брать, брать.

Как сдамся, сползая вдоль его возвышающегося, как столб, тела. Его дыхание станет быстрее, когда я приму его в свой рот и стонами вперемешку с мурлыканьем стану удерживать в своём плену.

Как заявлю на него права, обхватив его крепкие бёдра бледной плотью своих ягодиц, предлагая себя как храм и вбирая его жаркими, потаёнными движениями там, где хочу сильнее всего.

Как стану повторять это снова, снова и снова, шёпотом изрекая священные и чувственные слова, а его широко раскрытые глаза, как два незадымлённых огонька, будут исследовать меня во время наших движений.

Как он кончит, когда я буду трепетать вокруг него, стеная, как школьник, не знавший лучшего партнёра.

Как рухну, будто умело умерщвлённый зверь.

Как позволю ему стать победителем.

страницы [1] . . . [3] [4] [5] [6] [7] [8]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Молодые парни

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>